Мальчишка, конечно, тут же утек в толпу, оставив кипящую злобой свару далеко за спиной. Он сделал козу вслед улетевшей шутихе: «Смотри! Всех голубей повыведу, а до тебя доберусь!» И через десять минут забыл об обманке. Обойдя весь рынок, он пересек площадь в обратном направлении, скользнул в черный проход за тюрьмой и через пару минут уже стучался в двери большого красного дома на углу.

– Чегось надо? – выглянула из окна второго этажа старуха-служанка. Над ее чепцом в черном проеме висели простыня и две длинные льняные рубашки.

– Господин капитан дома? – крикнул Юлий, ладонью прикрывая глаза от стоящего в зените солнца.

– А то, – ворчливо ответила служанка. – Тя ждут, что ль?

– Еще как!

– Вот так напустишь в дом нищих, а потом не знаешь, как выгнать, – ворчала служанка, отпирая. – Грязь-то с ног отряхни, бродяга!

– Ничего, затрешь. – Юлий взбежал по лестнице на площадку, где уже стоял капитан стражи, краснолицый толстяк с пышными усами.

– Ах ты наглец! – Служанка погрозила вслед нищему кулаком. – Да будь моя воля, ты бы б у меня с лестницы скатился! Я б тя палкой!

– Ну, что ты домой приперся? – недовольно спросил толстяк, запахнув стеганый халат.

– Господин капитан, кажется, искал дом для зятя рядом с рынком? Совсем недалеко от площади, чтобы он мог помогать вам в дежурстве?

– Тс-с! – Толстяк прижал к губам похожий на кровяную колбаску палец и, перегнувшись через перила, посмотрел вниз. Затем поманил мальчика в комнату, прикрыл за ним дверь. – Говори, я слушаю...

* * *

После обеда из проулка рядом с тюрьмой, где горожане старались не хаживать, если они были обременены семьей или деньгами, вышел юноша, по виду подмастерье ювелира. Он пригладил встрепанные волосы, почесал нос – и двинулся по улице. Дойдя до дома булочника, постоял у дверей, прислушиваясь, затем решительно взялся за кольцо.

В лавке было тихо, под потолком сонно кружили три мухи. У прилавка две женщины перекладывали хлеб в свои корзины, им помогал сам булочник. Юлий подошел к нему, чувствуя в низу живота предательскую слабость. Расправив плечи, что было непривычно и очень неприятно, он остановился перед прилавком.

– Чего желаете, молодой человек? – обратился к нему хозяин. – Мы живем на той стороне площади, за старым замком, – произнес мальчик. Голос немного дрожал. – Тетушка берет у вас пироги, так матушке с мясом очень понравились. Сами мы обычно у Петра Говоруна берем, сюда ходить далеко, а вот завтра приезжает к нам в гости мой дядя, другой, по отцовской линии, так он большой любитель хорошего мясного пирога. Тетушка присоветовала матушке заказать у вас, так если бы вы взялись испечь к дядюшкиному приезду большой сочный пирог... – Юлий почувствовал, что краснеет, и замолчал.

Булочник выслушал многословное вранье совершенно спокойно.

– Куда отнести пирог, к которому часу?

– Нет-нет, дядя сам зайдет! – воскликнул Юлий, но тут же, сделав над собой усилие, заговорил тише: – Он завтра гуляет, так сам и зайдет, все равно город давно не видел, да и вдруг ему не понравится, чего же брать, а так он сам сразу и посмотрит и возьмет, если захочет...

– Так на кого оставлять?

– Запишите: «Кривой Палец», – оживился Юлий. По спине под плотной льняной курткой стекали струйки пота.

Булочник, обслюнявивший огрызок грифеля и занесший его над бумагой, остановился.

– Кривой Палец? – повторил он, морща лоб. – Это не...

– Нет-нет-нет! – Мальчик замахал руками. – Что вы! Мой дядя капитан, солидный мужчина! Да вы его сразу узнаете, он уже лысоватый, невысокий, с таким животом, в голубом кафтане, желтой сорочке и с красным платком на шее или на голове, как уж повяжет.

– Его капитаном и называть?

– Не, не надо, просто говорите «господин Кривой Палец», ему будет приятно, что его знают. Где-то после обеда, пожалуй.

Юлий выскочил, за дверью сорвал куртку с плеч и побежал, размазывая по лицу пот. Заскочил в переулок, содрал рубашку, штаны, спрятал, свернув, в тайник под стеной, облачился в лохмотья. Сразу стало легче дышать. Насвистывая, он двинулся на площадь, где занялся обычными делами: попрошайничеством, вымогательством, воровством, подсматриванием и наушничеством. Дважды до вечера был бит и трижды проклят, а уж обруган бессчетное количество раз, как, впрочем, происходило ежедневно.

Вечером мальчик вновь посетил монастырь. Лицо его горело.

Старик Лиас сидел, как обычно, на колченогом табурете перед столом, заваленным свитками. Держа перо между пальцами, монах читал неровно обрезанный пергамент в осьмушку листа, с двух сторон покрытый мелким ровным почерком.

– Вот и ты, отрок! – обрадовался старик. – Слушай, что пишет брат Франциск: «На днях...» То есть, как ты понимаешь, это случилось о прошлом месяце, ведь письма от брата Франциска идут по три недели и больше. Так вот, «на днях настигла наш монастырь удивительная новость о поселившемся около города драконе, которого, однако, росту всего не более лошади. Дракон исправно пышет огнем, поедает куриц и летает над городом, вызывая слухи о конце света. Как ни толковали мы с братьями, однако не сумели увидеть в этом звере знамений апокалипсиса. Голова у него всего одна, рогов нет, мордой он более всего напоминает бородатого пса, а цвету белого. Да-да, сообщаю тебе это как очевидец, ибо мы почти всей обителью ходили убедиться в справедливости молвы». Удивительно, верно?

Юлий поерзал на кровати, устраиваясь поудобнее.

– Что еще пишет брат Франциск?

– Далее в основном ответ на мое прошлое возражение по поводу его толкования стиха двадцать пятого седьмого псалма Давидова.

– А еще письма есть?

– Увы, сегодня только одно. Однако ответ брата Франциска настолько неожиданный, и хотя безусловно неглуп, однако без возражения его оставить нет никакой возможности, ибо брат совершенно забыл, что в стихе тридцать третьем...

Юлий перебил старика, пока тот не углубился в библейские дебри:

– Брат Лиас, у меня для вас новость!

– А? Какая? Что-нибудь произошло? Во дворце, в городе? С кем?

– Помните, мы недавно толковали про некоего лекаря Би Дао и мудреца Бенаду?

– О да, и ты еще предположил, что это может быть...

– Он приехал.

– Кто?

– Этот колдун, Бенда.

Старик заволновался. Он отложил перо и письмо, сцепил иссохшие пальцы.

– Ты уверен? Поверь, если бы мне удалось расспросить этого человека и все, что сообщали в письмах братья, подтвердилось бы, этот человек оказался бы великим гражданином, о котором следовало бы написать целую книгу, и он был бы достоин чести быть внесенным в книгу почетных горожан... Ты знаешь этого человека? Знаешь, где он живет?

Юлий кивнул. Старик почесал лысину, потер подбородок, схватился за перо дрожащими пальцами. И наконец сказал то, чего ждал мальчик: