– Ты не мог бы пригласить его сюда? Скажем, завтра днем? Если он путешественник, то в любую минуту может отправиться в новое путешествие, поэтому надо как можно скорее с ним поговорить! Возможно, до следующего его возвращения в город я не доживу. Конечно, кто-нибудь продолжит мой великий труд, но ведь...

– Да, я смогу, но ближе к вечеру, если вас это устроит. Думаю, он вполне согласится провести здесь ночь, чтобы обогатить вашу летопись подробностями.

– Благодарю тебя, отрок, чей разум способен понимать вещи, не каждому старцу доступные! Беги, беги, проси скорее того человека...

– Может быть, вы своей рукой черкнете ему записку с приглашением?

– Безусловно, конечно, сейчас же! – Взволнованный старик схватил перо и, роняя капли, начертал на куске пергамента несколько слов. – Возьми и передай, передай скорее, и завтра же я жду его, чиню перья, под руку кладу несколько чистых свитков и заготавливаю целую бочку чернил. Поистине сам Господь посылает мне этого человека!

Юлий принял записку, сдерживая дрожь. Что-то будет, что-то произойдет совсем скоро!

* * *

Спал он в эту ночь плохо. Крупное тело Кривого обжигало, бандит ворочался, часто закидывал на Юлия горячую руку. Мальчик просыпался, осторожно сдвигал руку с себя, натягивал одеяло на спину так, чтобы оно лежало между ним и Кривым, разделяя их, и, лежа на боку смотрел в темноту, пока глаза не начинали слипаться. Только утром, когда Кривой ушел вниз, мальчик сумел забыться и немного поспал.

Его разбудили, когда солнце стояло уже высоко. Юлий подскочил от первого прикосновения.

– Полдень был? – всполошенно спросил он у сидящего на краю постели Кривого. Тот даже не вздрогнул.

– Чего же ж не быть, – отозвался он. – Ты как? Мож, другой раз попробум, э, голуба?

Юлий перепрыгнул спинку кровати и, схватив свои лохмотья, прикрылся ими.

– Что вы! Главное – не пропустить. Я с Мамой Ло договорился, она нас накормит заодно.

– Зачем же ж в город тащиться?

– Встреча у меня там назначена с одним человеком, который знает Бенду и где его найти, – Юлий натянул драную рубаху и остатки штанов. Сквозь дыры просвечивала кожа, покрытая бледным загаром. Для лета обновка была самая подходящая. – Так я заодно вас приглашаю, чтобы и вы послушали и, может, чего спросили. Идете со мной или я один сбегаю?

Кривой грузно поднялся, одернул голубой кафтан.

– Штой-то ты от ученья говоручий стал – страсть.

– Идемте, идемте. – Юлий крутился, ожидая, когда Кривой повяжет на плешь красный платок. – Скоро вы?

– А то. – Кривой расправил плечи. – Идем.

– Только вы идите себе, а я рядом буду. Несолидно вам с нищим под ручку ходить. – Юлий поскакал по ступенькам, Кривой тяжело затопал следом.

* * *

Солнце заливало улицы ярким светом. Горожане прикрывались шляпами, хотя охотнее – крышами трактиров. Горожанки накидывали на лоб кружевные и простые льняные косынки. Однако шума и толчеи от жары не убавилось. Кривой шагал, раздвигая локтями прохожих, и ему уступали дорогу, как будто он был важной персоной.

Когда Кривой вышел на рыночную площадь, Юлий подбежал к нему.

– Чего бледный такой? – Кривой взял мальчика за подбородок. Мальчик однако уже почти перерос его.

– Живот прихватило. – Юлий схватил Кривого под руку, повис на нем. Кишки крутило, накатила слабость.

– Дак быстро сядь, голуба!

До трактира Мамы Ло оставалось всего ничего. Юлий еле держался на ногах, однако задерживаться не стал:

– Посижу там.

– Те покушать надоть, э?

– Нет-нет, какая сейчас еда! Вот потом, может, и захочется. А старик уже и котлы загасит... Я пока место займу, а вы зайдите в лавку, возьмите пирог с мясом – я съем, как отпустит брюхо проклятое. Вот хоть сюда! А я посмотрю, не пришел ли человек... Да дойду я, дойду!

* * *

Юлий нажал на дверь всем телом, ввалился в трактир и упал на скамью за столом у окна. Внутри все мелко дрожало, предательская слабость накатывала на кишечник. Как бы не опозориться! А если булочник забыл? А если Кривой спросит, откуда тот его знает? А если Бенда в доме? А если Кривой прямо сейчас за нож схватится? Хотя вряд ли, наверняка в лавке полно народу, Аласт не любит криков. А если Кривой начнет разговор раньше, чем булочник его назовет, а если решит спросить про Бенду? Юлий согнулся в три погибели, схватившись за брюхо.

Хлопнула дверь, стена, к которой прислонился страждущий Юлий, затряслась. Все в трактире оглянулись. Мальчик поднял глаза. Ему очень захотелось как можно скорее оказаться как можно дальше отсюда.

Кривой исподлобья осмотрел зал, подошел к столу, встал напротив Юлия. На стол шмякнулся завернутый в бумагу продолговатый сверток.

– Твой пирог, – глухо произнес Кривой, продолжая стоять, опершись о стол. Кончики толстых пальцев вздрагивали, вены на руках вздулись и синели под покрасневшей кожей.

Подбежала, тряся телесами, Мама Ло.

– Ты че, Аласт, дверями хлопаешь, посетителей распугаешь, – зашептала она. – Сядь, зачем встал. Чего принести-то?

Кривой медленно обернулся. Мама Ло издала тихий звук и пятясь стала отодвигаться. Остановилась она только за стойкой, где, наклонившись пониже, так, что из-за расставленных по стойке деревянных стаканов была видна только ее жирная спина, несколько раз быстро и мелко перекрестилась, шепча истово: «Помилуй мя и мой трактир, Дева Мария, помилуй мя и мой трактир, Дева Мария! Не дай погибнуть во цвете лет!»

Затем хозяйка споро собрала на поднос кружки с темным пивом, сырные палочки, медовые крендельки, недавно принесенные Бендой, еще тепленькие, хлеб, несколько сушеных окуней и порезанный ломтями копченый окорок. Все это она поставила перед тяжело севшим Кривым – и сбежала на кухню присматривать за супом.

Кривой, глядя в окно, за которым виднелась дверь в дом булочника – она постоянно открывалась и закрывалась, пропуская покупателей, – с громким хрустом разломал рыбину. Не отрывая взгляда от дома напротив, Кривой глотал пиво, зубами отрывал полоски рыбьего мяса. Юлия он не замечал. Мальчик сполз под стол и бегом кинулся во двор, в отхожее место.

Когда он вернулся, Кривой посмотрел на него.

– Ну што? – спросил главарь отрывисто.

Юлий развел руками:

– Не пришел. Так я еще сбегаю на базар, поспрашиваю. Вы пирог-то... того, не забудьте!

Он умчался. Оставаться рядом с Кривым он был не в силах: от ужаса сразу сводило кишки и непреодолимо тянуло в нужник.

На рынке Юлий за медяк велел какому-то мальчишке отнести приглашение брата Лиаса и проследил, что паренек действительно зашел в дом, держа бумажку, как флаг, и выбежал припрыжку, кусая пирожок. Теперь, когда Кривой уйдет, пару слов сказать Маме Ло... и ждать. Ждать! И быть рядом, чтобы не упустить момент.