– Как, всех? – переспросил Джуд. – Всех до единого?

– Боюсь, что да, – ответил Элдон. – Мне очень жаль.

– Даже шимпанзе?

Они стояли в задней комнате рядом с клетками приматов – не самое лучшее место для беседы.

– Особенно шимпанзе. Мы должны уничтожить все следы нашей работы.

Джуд наморщил лоб, как ученик, пытавшийся сложить в уме большие числа.

– Я думал, мы совершали правильные поступки.

– Так оно и есть. Но люди этого не понимают. Ты же знаешь людей.

– Да, но… может, я сам о них позабочусь? Хотя бы о некоторых?

– Я бы с радостью, Джуд. Честное слово. Но это невозможно.

– Я буду стараться. Я уже многому научился. Почему бы не оставить хоть питомник? Несколько гончих?

– Джуд, для таких дел надо разбираться в бизнесе. Недостаточно просто выращивать собак. Нужны отчеты, записи, компьютеры, налоги. Не говоря уже о лицензии. Без меня тут все сразу остановится.

В глазах брата появился новый страх.

– А куда ты уезжаешь?

– Пока не знаю. Но я пришлю за тобой, как только устроюсь.

– Правда?

– Разумеется. Так было всегда.

Взгляд Джуда снова обратился к клеткам.

– А почему их нельзя отпустить?

– Потому что они больны, Джуд. В них сидят микробы. Они могут заразить других животных, и начнется катастрофа. Или даже Армагеддон, как в…

– В «Откровении святого Иоанна», – машинально закончил Джуд. – Глава шестнадцатая. Семь чашей в руках ангелов. Мое имя тоже есть в этой книге. – Его голос снизился до шепота. – «Второй Ангел вылил чашу свою в море: и сделалась кровь, как бы мертвеца, и все одушевленное умерло в море. И…»

– Верно! – поспешил прервать Элдон, пока брат не успел погрузиться в транс. – Ты же не хочешь, чтобы Господь возложил ответственность за это на тебя?

После долгих раздумий Джуд покачал большой головой.

– Вот что я тебе скажу, – продолжил Тарвер, сделав вид, будто эта идея только что пришла ему в голову. – Ты позаботишься о собаках, а обезьян оставишь мне. Я понимаю, для тебя это будет слишком тяжело.

Джуд прикусил нижнюю губу.

– Гончие – тоже тяжело. Я знаю их всех по именам.

Элдона всегда удивляло, как такой грубый человек, как Джуд, мог проявлять столько нежности к животным. Обычно приемный брат производил скорее устрашающее впечатление. В минуты ярости он напоминал шахида, обвязанного бомбами. Именно такие, как он, выбили японцев с Имодзимы, – люди, готовые со штыками в руках прорываться сквозь бесчисленных врагов и лезть на пулеметы, даже не спрашивая, зачем это нужно. Слепой патриотизм помог возмужать Америке, думал Тарвер, но недостаток патриотизма никогда не позволит ей достигнуть зрелости.

– Ты ведь не знаешь, – произнес Джуд. – Ты не ухаживал за ними так, как я. Мне кажется, они мои дети. Помнишь, как старая Джун-Баг, когда мы были маленькими?

Джун-Баг, дряхлая и полуслепая дворняга, прожила у них в доме пятнадцать лет. Джуд заботился о ней до последнего дня.

– То же самое делал папа, когда топил котят, – пробормотал он. – В том большом корыте.

Тарвер обнял его за плечи и отвел подальше от клеток с обезьянами. Странно, что люди иногда принимали их за родных братьев. В интеллектуальном плане они принадлежали к двум разным мирам: в голове у Джуда было раза в четыре меньше нейрохимических соединений, чем у Элдона. Несмотря на это, в последние годы приемный брат приносил ему немало пользы и скорее всего еще пригодится ему в будущем.

Они перешли в другую комнату, где находился маленький собачий городок – два ряда клеток, набитых черным, белым и рыжим мехом с жалобными бусинками глаз. Чтобы усыпить их, у Джуда уйдет не менее суток. Но сопротивления не будет. Гончих часто использовали для медицинских опытов именно потому, что они послушны и дружелюбны. Пока набираешь в шприц смертельную инъекцию, они лишь смотрят на тебя грустным взглядом. Тарвер считал их живым доказательством того, что кроткие не наследуют землю, по крайней мере среди животных.

– Как ты собираешься это сделать? – спросил Джуд. – Я про шимпанзе?

– Сначала накачаю их барбитуратом. А потом введу хлористый калий. Они ничего не почувствуют.

Джуд так сильно прикусил губу, что Элдон испугался, не брызнет ли кровь.

– Почему все надо сжечь?

– Мы должны очистить это место, брат мой. Бог низводит на землю огонь. Мы поступим так же.

Джуд прикрыл глаза. Когда он их открыл, в них уже стояла твердая уверенность. В конце концов, Элдон бросил вызов их отцу и выжил: он вполне мог быть помазанником Господа.

– Ты должен уйти не позже пяти, – строго сказал Элдон. – Понял?

– А ты уедешь?

– Да, но я вернусь, чтобы позаботиться об обезьянах. Вряд ли ты управишься к тому времени.

– Хорошо. А куда я отправлюсь позднее?

– После возвращения я тебе все подробно объясню.

– Ладно.

Элдон улыбнулся и вернулся в комнату с приматами. Он хотел почитать кое-какие инструкции – работа со взрывчаткой никогда не была его сильным местом. Однако он не сомневался в успехе. Шоу выйдет замечательное. Взрыв, огонь, плавящий даже сталь, а когда примчатся пожарные, их ждет зрелище, которого они никогда не видели: свора обезумевших обезьян. Тарвер решил, что приматы могут задержать тушение огня, а ему это на руку. Значит… Нет, конечно, он вколет им барбитурат, как обещал. А вот хлорида калия не будет. Кроме того, доктор придумал хитрость: двери клеток будут открыты, он обвяжет их проволокой, чтобы внушить обезьянам уверенность, будто они все еще заперты, до тех пор, пока из старой пекарни не хлынет испепеляющее пламя. Тарверу было бы любопытно посмотреть, какой из видов первым догадается открыть дверцы, но умирать ради этого не стоило.

Он взглянул на запертый шкафчик, стоявший рядом с клетками шимпанзе. Там хранились четыре баллона с ацетиленом. Еще три таких же шкафчика находились в помещении пекарни. Когда пожарные приедут на звонок соседей, температура в здании достигнет трех тысяч градусов по Цельсию, по всей округе разнесется вонь паленых шкур, а взбесившиеся обезьяны станут кидаться на каждого, кто приблизится к их дому. Элдон тихо рассмеялся, чтобы его не услышал Джуд. Их ждет зрелище, достойное кисти Иеронима Босха.

На пятом этаже медицинского центра Крис придержал дверь лифта, чтобы помочь медсестре вывезти женщину в кресле-каталке. Затем он поспешил по коридору вслед за Алекс.

– Ты познакомилась с доктором Пирсоном, когда он лечил твою мать? – спросил Шепард.

Алекс покачала головой:

– Мамин доктор – Уолтер Кларк.