— Прости … — Огонек оглянулся в поисках дикарей, но те рассыпались по укрытиям. — Я почти позабыл слова. Я… — он кожей чувствовал ее презрение, и презрение ее молчаливых спутников, для них он был хуже дикарей: почти голый, грязный, поцарапанный, во что превратились волосы, страшно сказать. — Я ничего не могу ответить. Не знаю, что отвечать. Сейчас я живу с ними, — кивнул в сторону дикарей. — Много лун уже…

— Но ты же пришел откуда-то ? — нетерпеливо спросила она

— Оттуда, — указал на лес. — Мы с ними перебрались выше, когда вон ту котловину залил дождь. А до этого жили…

Она нахмурилась.

— Ты что, родился у дикарей?

Огонек вздохнул. Рассмеялся неожиданно для себя. От него снова требуют что-то … ну, получите. Только свое останется при себе.

— Я всего год как помню себя. Долго шел по лесу, потом набрел на агатовый прииск Асталы. Они оставили меня там работать. А потом… Сильнейшие Асталы нашли этот прииск и сочли его незаконным. Кого-то убили, кого-то забрали с собой. Мне удалось убежать.

— А твоя Сила?

— О прошлом я ничего не помню, — тихо сказал Огонек, стараясь не отводить взгляд.

— Элья, мы зря тратим время, — сказал один из мужчин.

Не имя, понял мальчишка. Так обращаются к высшим, к женщинам.

— Полукровка. А вот откуда… — она задумалась. — Впрочем, бывает, если кто-то из его родителей жил в Чема или Уми… Но, если судить по чертам, северная кровь в нем сказалась сильнее, — светловолосая обернулась к своим. — Его отец или мать были отмечены Силой, вряд ли большой, раз он не пуст, как ореховая скорлупа.

— Но, элья, толку с него?

— Значит, ты принял Путь, — задумчиво протянула женщина, на сей раз обращаясь к Огоньку. — И, судя по глазам, тебя вел кто-то из Асталы? Это может быть любопытно. Следуй за нами.

Огоньку ничего не оставалось, кроме как повиноваться немедленно. Он взглянул на склон, пытаясь взглядом отыскать Седого или Белку, но даже травинка не шелохнулась. Может, и правильно; доброты на лицах северян он не заметил. Эсса, так назывался народ. Кайе их ненавидел, хотя и сам-то… Но вряд ли все сказанное им было ложью или пустыми домыслами. И что с его глазами, интересно. Видел их в зеркале в доме Кайе. Сизо-голубые, обычные.

— Дайте ему хоть что… нельзя же в таком виде! — презрительно молвила женщина, и легкая гримаска исказила ее черты.

Один из людей удалился — и появился снова. Огоньку бросили что-то широкое, серое, с прорезями для рук и головы, неглубокими разрезами по бокам — шионте, вспомнил он. Видел на фресках в Астале — Юг одолевает Север; как-то спросил название. Да, накидка шионте. Грубоватая ткань, не шерсть.

Когда она окутала тело, вскользь подивился нахлынувшему безразличию к собственному облику, да и вообще ко всему. Вот и снова забросили мячик в очередную лунку. Возьмут с собой? Сам хотел, по созвездиям стремился на север. Сам понимал — с рууна нет смысла оставаться всю жизнь, хоть и незлые сердца у них. Быть среди эсса? Да наплевать.

У них оказались такие же грис, как на юге — мохнатые, только все пегие. Женщина забралась в седло, тронула было повод — но приостановила грис, пальцем поманила полукровку. Оглядывала его одновременно презрительно и недоверчиво:

— Твоя Сила разбужена, но ты хоть что-то умеешь?

— Я иногда лечил их, — мотнул головой в сторону стойбища.

— Значит, тебя учили?

На сей раз он сказал чистую правду:

— Нет. Я научился в племени, сам не знаю как.

— Ладно, — женщина качнула головой, колыхнулся пышный узел на затылке, — Только кому понадобится вести полукровку?

— Верно, элья, — хмуро сказал Огонек. — На прииске меня не считали за человека. Никто бы не стал.

Уголок узкогубого рта дернулся в усмешке.

— Я видела свет Силы в солнечном камне, иначе не поверила бы, что она существует. Кто твои родители, ты не помнишь?

— Нет…

— Неважно… пока это не имеет значения, — она замолчала. Больше с Огоньком не разговаривали.

Северяне — отряд состоял из восьми человек — велели Огоньку идти рядом, а сами поехали шагом. Путь оказался нелегким — всадники не особо равнялись на пешего, спасибо хоть не погоняли грис бежать. Тело, ушибленное и стиснутое камнями, все сильнее болело. Но мальчишка не просил северян двигаться медленней. В душе поднималось хмурое злое упрямство: я ни о чем не стану просить… никогда больше. И никого.

**

Астала

— Теперь по законам Асталы ты взрослый, — сказал Ахатта, глядя на младшего внука, и добавил, прищурясь, как бы нехотя: — Это означает много прав и обязанностей.

— Право выхода в Круг… и право оказаться в Совете?

Дед словно и не расслышал.

— Сегодня появишься там перед всеми. Сегодня твои звезды на небе… Шары льяти скажут, что ты такое сейчас.

— Да, дедушка.

— А Совет… — Ахатта снова помедлил, — Разве тебе самому хотелось бы стать его членом?

— Нет, — засмеялся Кайе. — Это же с ума сойти — столько времени тратить впустую. Мне только Круг интересен.

— Не спеши туда, другие семь Родов не стоит злить попусту. Я не могу по праву главы Совета представить тебя — я твой дед. Но я сегодня передал это право Шиталь. Сегодня со мной вторым от Рода на Совет пойдет Къятта.

— Боитесь, я снова сломаю вам стену? — фыркнул мальчишка.

— Надеюсь, что нет.

И, заметив, что внук уже почти стоит на пороге, прибавил:

— Одежда, Кайе. Не то, что сейчас на тебе. И не хмурься — традиции стоит соблюдать.

— Да, дедушка, — он вздохнул. Придется…

Несколько часов спустя появился в полутемной зале Дома Звезд, сделанной по форме ущербной луны. На плечах Кайе было длинное одеяние темно-красного цвета; он старше казался в нем, хоть, поглядев на выбор цвета, поморщился не один из членов Совета. Темно-красный… Ну что же, свои предпочтения и планы внук Ахатты заявил открыто. Хоть и не в меру нагло.

Держался уверенно, и вместе с тем — явно спешил покинуть этот пышно украшенный зал. Навстречу, встряхнув короткими волосами, поднялась Шиталь, проговорила ритуальную формулу приветствия, губы застывше улыбались, а глаза ее будто старались проникнуть внутрь проходящего испытание.