с 1937 по 1941 год был лишь одним из свидетельств неравенства в снабжении между крупнейшими городами и остальной частью страны. Как было указано в пятой главе, это явление не было уникальным для Советского Союза. Более крупные и состоятельные рынки всегда предлагают более широкий ассортимент товаров – в первую очередь товаров особого спроса и предметов роскоши – чем небольшие и менее богатые города. Тем не менее в силу некоторых черт советской экономики происходила тенденция к усугублению географического неравенства и его распространению на основные потребительские товары. Прежде всего покупатели в регионах даже в конце 1930-х годов все еще были слишком бедны, чтобы поддерживать высокий объем торговли. В свою очередь, малые объемы торговли более явственно, чем обычно, выражались в низкой плотности розничной торговой сети, поскольку запрет на открытие частных магазинов не способствовал традиционной для малых предпринимателей готовности работать за мизерную прибыль. Наконец, необычайная централизация экономики означала, что предубеждения политических руководителей относительно «политической значимости» того или иного города или региона оказывали непосредственное влияние на открытие новых магазинов и распределение снабжения. Конечный результат этого явления позже высмеивался в расхожем анекдоте послевоенного периода:

В Россию на конференцию приехал известный американский экономист. Общаясь с русским коллегой, он сказал: «Америка – большая страна, но ваша страна несоизмеримо больше. Наверняка для снабжения стольких городов, расположенных на таком огромном расстоянии друг от друга, требуется неимоверная мобилизация ресурсов. Как у вас это получается?» Русский экономист ответил: «Очень просто. Мы все свозим в Москву, а люди из остальных частей страны пускай приезжают к нам!»[530]

Если обратиться к региональным источникам, становится ясно, что это была не просто шутка. На протяжении сталинского периода значительная доля товаров, продаваемых на провинциальных блошиных рынках, поступала туда в результате частных поездок продавцов в Москву и другие крупные города. Судя по тому, что нам известно из постановлений конца 1930-х годов об очередях и выдворении, такая торговая деятельность иногда подавлялась еще на этапе снабжения. Однако то, что такая практика сохранялась, наводит на провокационный вывод относительно хозяйственной деятельности Советского Союза. Возможно ли, что сталинская реконструкция имела в провинциальных городах менее насильственный и резкий характер, чем в деревнях и крупных городах? Как мы знаем, в конце 1920-х годов преследованиям подвергались как торговцы-кулаки, так и городские лавочники. Однако на базарах малых городов деятельность мелких торговцев, имевших патент на занятие двумя наиболее примитивными видами торговли, явно пережила НЭП.

Некоторые примеры из торгового города Касимова (Рязанская область) помогут проиллюстрировать деловую активность провинциальных лоточников – значимого сегмента торговли в малых городах. Источником большинства их товаров были частные поездки за закупками. Например, один бывший торговец лошадьми с 1933 по 1935 год неофициально торговал еще и тканями. Этот мужчина не имел официального трудоустройства и был своего рода коммивояжером: он запасался тканями в московских коммерческих магазинах, продавал их в рыночные дни в Касимове и близлежащем Шилово, а также предлагал свои товары, обходя дома жителей соседних деревень. Или, например, в 1936–1937 годах одна семья, тоже из Касимова, занималась продажей обуви и галош. Проживавшая в Москве 25-летняя дочь закупала в столичных магазинах туфли, галоши и детские ботинки, которые ее 55-летние родители в Касимове затем упаковывали и продавали на рынке. До своего задержания в 1941 году одна женщина из соседнего поселка Сынтул пять лет торговала на рынке в Касимове тканями и трикотажными вещами, которые покупала в Москве. На всех провинциальных базарах в довоенный период преобладали похожие неформальные предприятия по продаже тканей, туфель, галош, шерстяных платков и иногда одежды. Продавцы почти неизменно закупали свои товары в столице, находящейся примерно в 300 километрах; некоторые ездили в Ленинград или в Саратов либо закупались в других городах, когда навещали родственников[531].

Рис. 9. Торговля товарами кустарного производства в Арзамасе, 1930-е годы. Фото предоставлено Российским государственным архивом кинофотодокументов (РГАКФД)

Такие закупочные поездки связывали рынки провинциальных городков со столичной экономикой и при этом также укрепляли связи с сельской глубинкой. Многие торговцы из малых городов объезжали хозяйства и деревни, где закупали сельскохозяйственную продукцию и изделия местных ремесел для продажи на базаре. Ближе к концу 1930-х годов, когда крестьяне по большей части перестали пригонять скот на рынок самостоятельно, отдельную подгруппу в этой сфере торговли сформировали забойщики скота. Профессиональные забойщики объезжали крестьянские дома и покупали у крестьян скот, который затем забивали, разделывали на привычные для покупателей куски и продавали на базаре[532]. Другие торговцы оптом закупали у крестьян семена подсолнечника, табак или клюкву, а затем продавали их в стаканах в Рязани или на рынках в малых городах. Таким же образом покупались и продавались ткани ручной работы, которые были традиционным продуктом кустарного производства в одном из районов области, наряду с лаптями, луком, яйцами, растительным маслом и медом (рис. 9)[533].

Еще несколько энергичных торговцев, следуя примеру мешочников времен Гражданской войны, продавали в Москве сельскохозяйственную продукцию, выручка от которой шла на закупку промтоваров для перепродажи в своем городе. Например, таким образом работали отец и сын, которые закупали и забивали ягнят, продавали мясо в столице и возвращались на местный рынок уже с гвоздями, проволокой и кровельными материалами. Одна женщина регулярно покупала в Рязани яблоки и другие продукты питания для торговли на рынке в своем городе, ездила в Москву за бечевкой и ситцем и продавала вязаные чулки в каждом из этих мест. Один предприниматель даже арендовал место на Арбатском рынке Москвы и назвался администрации рынка «представителем колхоза», а крестьянам из разных деревень, у которых покупал овощи, – «управляющим лавкой на Арбатском рынке»[534].

Я располагаю детальной информацией только по Рязанской области, но есть веские основания считать, что подобные закупочные поездки играли важную роль в базарной торговле большинства областей. С. Коткин приводит примеры из Магнитогорска, города средних размеров с недостаточно развитой торговой сетью: согласно местной газете, жена работника железной дороги, некая Гузеева, пользовалась правом своего мужа на бесплатный проезд и вместе со своей подругой по фамилии Кожевникова ездила на Донбасс, в Ростов и на золотые рудники уезда Кучар для покупки тканей, обуви, верхней одежды и сливочного масла, чтобы затем продавать их на магнитогорском базаре. Еще один пример связан с группой рабочих, которые объезжали деревни, обменивая промтовары на муку, которой затем торговали в городе. Коткин делает следующий вывод: «Почти все, кто выезжал из города, пользовались возможностью закупиться, чем можно, и привезти обратно в