Но Елизавета I предпочитала искать поддержку у пожилого и склонного к заблуждениям сэра Джеймса Крофта, который к тому же тайно получал деньги от Испании. Действуя по указке испанцев, он заверял королеву, что Испанию интересует только мир. Понимая, что они с королевой преследуют совершенно разные цели, Говард опасался, что станет «всеобщим посмешищем, и не без причины». Вопреки его сомнениям и доводам Елизавета пыталась договориться о мирном соглашении (или, по крайней мере, поддерживала видимость таких попыток) до тех пор, пока испанская Непобедимая армада не вышла в море.

Совершенно иную трактовку текущих событий представил английской публике Уильям Аллен, один из лидеров «испанской партии» среди католиков Англии и Ирландии. В 1587 г. Аллена сделали кардиналом по рекомендации короля Филиппа II. В своем сочинении Аллен заявлял, что, если Испания вторгнется в Англию, народ поступит правильно, если присоединится к армии короля Филиппа и выгонит королеву, которая, по словам кардинала, была «самой бесславной, неимущей, порочной и отлученной от церкви еретичкой, позорила королевский титул своей женской природой и безвозвратно погрязла в грехе и мерзости». Совместно с графом Лестером она предавалась «невыразимой и невероятной похоти», превращая королевский двор в мерзостное обиталище пороков. Даже после того, как эти обвинения дошли до ушей Елизаветы, она продолжала переговоры с Испанией, хотя уже не так уверенно.

Ситуация осложнялась тем, что испанский адмирал де Санта-Крус, которого Филипп II планировал поставить во главе вторжения, внезапно умер 9 февраля 1588 г. в возрасте 61 года. Он был самым способным и надежным морским командующим в Испании и вряд ли мог выбрать для кончины более неподходящий момент. С тех пор как Дрейк осуществил успешное нападение на гавань Кадиса, Санта-Крус потерял расположение и доверие Филиппа II – король считал, что именно адмирал виноват в том, что подготовка Армады идет так медленно. Позднее говорили, что немилость Филиппа сыграла свою роль, приблизив кончину маркиза.

На его место пришел Алонсо Перес де Гусман, седьмой герцог Медина-Сидония. Он имел положительную репутацию и тоже принимал участие в подготовке Непобедимой армады. Повышение его совершенно не обрадовало. По его словам, он не обладал «ни талантами, ни умениями, ни здоровьем, ни состоянием», необходимыми, чтобы справиться с этой задачей. «Я хорошо знаю по собственному невеликому опыту, что на воде меня сразу одолевает морская болезнь», – писал он. Кроме того, герцог был по уши в долгах: «Моя семья задолжала 900 000 дукатов, а посему я совершенно не в состоянии принять командование. У меня нет ни единого реала, который я мог бы потратить на службу королю». Он не подходил для этой должности, поскольку, по его словам, не имел никакого опыта в навигации и мореплавании. Но все это было неважно – главное, что он соответствовал тем требованиям, которые предъявлял к своему главнокомандующему король Филипп. Медина-Сидония принадлежал к высшей знати, отличался беспрекословной преданностью короне и, главное, был непоколебимо верным христианином. И если он надеялся избежать назначения, ссылаясь на отсутствие мореходных навыков и материальных ресурсов, то ему вскоре стало ясно, что эта уловка не сработает. На самом деле он неплохо разбирался в теории навигации и в целом был способным мореплавателем, за исключением того, что действительно страдал морской болезнью. Но его опасения были отнюдь не беспочвенны. Оценивая шансы Непобедимой армады с профессиональной точки зрения, он считал, что она обречена на провал. Он написал Филиппу II, что только чудо может спасти Испанию и ее флот от катастрофы.

Советники короля пришли в ужас и не стали показывать Филиппу это предупреждение. «Не удручайте себя и нас опасениями за судьбу Армады – Бог позаботится о том, чтобы ей сопутствовал успех», – посоветовали они новоиспеченному адмиралу. Они льстили ему: «Никто не знает о морских сражениях больше вас» – и одновременно угрожали: «Помните, что ваше доброе имя и уважение, ныне завоеванное мужеством и мудростью, могут обратиться в ничто, если то, что вы написали нам, станет широко известно (хотя мы будем держать это в тайне)».

Елизавета I пока не собиралась думать о полномасштабных морских сражениях, хотя уже предпринимала шаги для укрепления английского флота. В ее распоряжении оказалось 25 боевых кораблей и множество других судов, пригодных для военных целей. Джон Хокинс, бывший наставник Дрейка, сумел завоевать доверие королевы и стал казначеем адмиралтейства. Он обновил флот, заменив устаревшие высокие корабли, больше похожие на плавучие крепости, более низкими, изящными и быстрыми судами.

Лорд-адмирал Чарльз Говард, барон из Эффингема, взялся инспектировать флот и был немало воодушевлен увиденным. «Я лично поднялся на борт каждого корабля и заглянул всюду, куда только можно пробраться; благодарение Богу, все они находятся в превосходном состоянии, и ни один из них не знает, что такое течь, – сообщил он Уолсингему. – На любом из них я готов хоть сейчас плыть до самого Рио-де-ла-Плата». Это были хорошие новости, поскольку к этому времени Уолсингем убедился в том, что война с Испанией неизбежна. Другие сопричастные, в том числе новый фаворит королевы Уолтер Рэли, определили, в каких местах вероятнее всего высадятся испанские войска, и занимались укреплением этих районов. Вероятность вторжения росла день ото дня. В апреле 1588 г. подготовка приобрела новый размах: 37 приморским городам поручалось подготовить частные корабли, которые составляли первую линию обороны при нападении испанцев.

Фрэнсис Дрейк считал, что нужно действовать активно – повести флот к побережью Испании и уничтожить врага, прежде чем он сможет нанести какой-либо существенный ущерб. Он объяснял Елизавете I: «Преимущество в выборе времени и места в любых боевых действиях составляет половину победы», – и доказывал ее советникам, что «пятьдесят парусов» у берегов Испании могут нанести неприятелю больше вреда, чем многократно превосходящее число кораблей на подступах к Англии.

Но Елизавету I беспокоило, что испанская Непобедимая армада может уклониться от ее кораблей и вторгнуться в оставшуюся беззащитной Англию. Лорд-адмирал разделял эти опасения. Дрейк принялся ожесточенно спорить с Говардом – типичным «кабинетным» адмиралом, имевшим сравнительно мало морского опыта, не говоря уже об опыте боевых действий на море, – и в этот момент произошло нечто неожиданное. Адмирал умел распознать профессионала, когда видел его перед собой, и он позволил себя убедить. Благодарный Дрейк в ответ на поддержку Говарда решил всегда вести себя с адмиралом «сердечно и любезно». Неизвестно, что им двигало, расчет или искренность, но это было мудрое решение. Дрейк посетил вместе с Говардом церковь в Троицын день (седьмое воскресенье после Пасхи) и принял вместе с ним причастие. Предупредительность Дрейка принесла свои плоды: Говард не преминул рассказать Уолсингему, «как сердечно и любезно сэр Фрэнсис Дрейк