– Отстань! Ты жестокая и равнодушная! От тебя ни капли сочувствия матери! Нет и не было никогда! Ты как не дочь мне!

А ты как не мать, могла бы сказать я, но, разумеется, не сказала.

– Мам, если ты хочешь, я к тебе приеду. Но я вряд ли тебе чем-то помогу. Сходи лучше в церковь, поставь свечку святому Петру, чтобы вразумил Петра Евгеньевича и объяснил ему, что никто, кроме тебя, любить его никогда не будет, потому как не за что его любить. Полное отсутствие мужских качеств. И той женщине с котятами…

– С котятами? – взвыла мама. – Я поняла! С котятами! Вот откуда этот бред, который он нес последние дни. Все спрашивал меня, нет ли у него аллергии на котов! Я говорила, что нет, а он снова спрашивал – не мешают ли коты спать по ночам. Он ведь, знаешь, сволочь старая, если ночью проснется, до утра не уснет.

– А ты что говорила, мам? В смысле, про котов что ответила этой старой сволочи?

– Не смей так про Петра Евгеньевича говорить! – взвилась мама. – Я сказала, что коты очень полезны для здоровья и долголетия… О-о-ой, дура я какая! Дурочка глупенькая, доверчивая…

– Мам… – я взглянула на Славу, который уже очень нетерпеливо смотрел на меня и нервно постукивал пальцами по темной скатерти. – Мам, ты извини, я не могу больше говорить. Я думаю, он вернется.

– Думает она! Да ты о матери никогда не думаешь! Ни словом, ни делом не поможешь! Всем же кажется, что ты такая замечательная! Ты бы себя слышала по радио! Просто совесть сорокалетних москвичей, звучащая в эфире!

– Здорово сказано, мам, я сегодня это повторю в эфире, скажу, моя мама меня такими словами отругала с утра пораньше. Всё, пока, звони!

Я выключила телефон, хотя мама продолжала что-то говорить на очень повышенных тонах. Хорошо, что у моей мамы всегда есть внешний враг. Ведь это лучше, чем безадресно корить судьбу или Всевышнего, а уж тем более себя. Ни Валерика, ни Петра Евгеньевича серьезно ругать тоже нельзя – они смысл маминой жизни. И какой же он будет, этот смысл, если мама в них по-настоящему разочаруется? Поэтому пусть лучше ругает меня.

– Слава, извини ради бога, мне мама звонит раз в год, только если что-то случилось. У нее просто серьезные неприятности с мужем.

– С твоим отцом? – зачем-то уточнил Слава.

– Нет, отец давно умер, то есть пропал без вести. С отчимом. Ладно. Ты готов к суровой и очень странной правде? Не сойдешь от нее с ума?

– Я от политики и спорта с ума не сошел, так что…

– А жуки?..

Ну что у меня за особенность мозгов! Конечно, Слава улыбнулся, но уж очень как-то через силу.

– Жуки – да. Это ненормально, я согласен.

– Слав, прости. У меня просто так созданы мозги. Я над всем смеюсь, даже если мне это нравится. Мне, кстати, именно твоя картина с жуком и помогла. Я ее повесила в холле и мимо нее хожу каждый день. Смотрю на жука, и мне так же хорошо от этого, как в первый раз, когда я ее увидела. Ты что-то такое вложил в нее… Свое, энергетическое, личностное…

– Ты серьезно говоришь?

– Да. Объяснения этому я не знаю, хотя думаю, что физическое объяснение есть, просто нам пока неизвестное. Наверняка, что-нибудь связанное с законами квантовой физики, которые будут изучать в школе твои внуки. Ну вот, от этой картины я почувствовала что-то такое… неприятное, тревожное в день ограбления или накануне, я точно не помню. Я еще хотела тебя предупредить, звонила поздно ночью, но ты не ответил на звонок.

– Да, я иногда отключаю телефон, – растерянно сказал Слава. – И что? Ощущение – и что? А откуда ты приметы грабителей знала?

– Откуда? – задумчиво переспросила я, всеми силами пытаясь отогнать от себя то, о чем Слава сейчас думал. Да нет, не может Слава такого предполагать обо мне. Как же неприятно заглядывать в душу другому, когда он так плохо о тебе думает. Плохо и глупо. При чем тут я и грязная политика, во-первых, а потом, своровать медали и деньги, чтобы выбить из предвыборной гонки бывшего чемпиона, – не самая изящная идея.

– Слав, если бы со мной посоветовались, я бы точно предложила что-то другое.

– Ты общаешься сейчас со мной тоже по законам квантовой физики, которые еще никто пока точно не знает? – продолжал настаивать Слава. – Я ведь тебя про приметы спрашиваю, откуда ты их узнала.

Я посмотрела на напряженное, уже не очень молодое лицо бывшего олимпийского чемпиона. Как же лица многих спортсменов удивительно похожи на лица рабочих, всю жизнь занятых тяжелым трудом. Грубоватая кожа, глубоко прорезавшиеся морщины, плотно сбитая нижняя челюсть – признак постоянных волевых усилий…

– Сказать тебе, чем тебя так достал сегодня сын за завтраком? Так, что ты хотел дать ему пощечину, да остановился?

Слава замер с крохотной чашечкой в руках. Теперь, выпив мутного зеленого чая, от которого исходил настойчивый запах прелой соломы, он пил черный кофе с сероватой плотной пенкой. Слава аккуратно поставил чашечку на квадратное блюдце.

– Я понял. Везде камеры. А ты?.. Ты… – он неопределенно обвел вокруг себя взглядом, – с ними? Или просто крутишься с органами, везде свои люди, что-то тебе дали посмотреть…

– Слав! – Я остановила его. – Это бред, ты сам не понимаешь? Ты же мне позвонил, когда я была на Пресне, и через полчаса я уже сидела в твоей машине. Какие органы? Где я кручусь? Я просто… Я просто всё знаю теперь про всех. С некоторых пор. После аварии, в которую я попала весной. Понимаешь?

– Всё про всех?

– Нет, конечно, выборочно. Про тех, с кем общаюсь. Самое такое, знаешь, больное и острое. Но иногда и ерунду понимаю какую-нибудь. Радости, кстати, такое знание не добавляет, поверь мне. Но зато я иногда кому-то помогаю. Вот про любовницу отчима, которая котят продавала на птичьем рынке, я узнала раньше мамы, мама только догадывалась, чувствовала что-то. А я взяла и прочитала у него в голове, как урывками, эпизодами фильм посмотрела. Но маме своей никак не помогла. А тебе – видишь…

– А мать у тебя тоже, значит, экстрасенс? – вдруг совершенно спокойно и другим тоном спросил Слава. – Со мной два раза работали экстрасенсы. После травмы и перед одной Олимпиадой как-то. Правда, в мозги не залезали…

– Или не говорили тебе об этом, – засмеялась я.

Слава чуть спокойнее и внимательнее посмотрел на меня:

– Ну да. Или не говорили…

– Вот. Успокоился немножко?

Слава неопределенно кивнул. И спросил:

– И что, ты теперь можешь сказать, кто победит на выборах?

– Ага. И сколько проправильственных фракций будет в Думе. И кто станет министром финансов.

– А министром здравоохранения?

Я засмеялась. Мужчины, тихо разговаривавшие за дальним столиком, оглянулись на меня. Я подмигнула Славе:

– Может, еще громче засмеяться? Подойдут поближе, в головы им залезем, тайны какие-нибудь узнаем. Это кто, кстати?