Высоко задираю брови, стараясь выразить на лице как можно большее фе.

– Я, естественно, наделила их значениями по функции. Подушка нужна, чтобы было мягко и уютно, зонтик от дождя, книжка – чтобы не скучать, тем более, у тебя ведь тоже книжка была...

Он воздевает руки к небесам:

– У меня были летописи, я ведь книжник! А ты взяла молитвенник!

– Чем они отличаются на вид-то?!

– Молитвенник узкий, потому что стихи в столбик пишутся, – объясняет он, снова начиная смеяться.

– Дал бы мне рулетку, – говорю, – я бы померила и сравнила!

– Ты лучше скажи, – Азамат с трудом борется со смехом, – зачем тебе был зонтик? От какого тебе дождя защищаться надо?

Я открываю рот... и чувствую, что краснею, припоминая тот сентиментальный бред, который был у меня в голове. Тем более, при Тирбише уж и вовсе неудобно... А этот сидит, похохатывает, зонтик ему смешно.

– Ну, видишь ли, – говорю прохладно, – мне Алтонгирел велел постараться показать себя хорошей женой. Вот я и старалась выбирать такие вещи, которые описывают хорошую жену.

– И при чём тут зонтик? – фыркает Азамат, трясясь от смеха.

Мне это начинает надоедать. Подзываю его пальцем, чтобы наклонился поближе. Он перегибается ко мне через столик, а Тирбиш, наоборот, откидывается назад, чтобы не слушать.

– Видишь ли, дорогой, – говорю я довольно раздражённо, – я считаю своим долгом защищать тебя от злословия и поддерживать в трудную минуту. Конечно, если ты находишь это смешным, я могу воздержаться.

Отодвигаюсь, чтобы заглянуть ему в лицо. Смеха и след простыл, конечно. Жалко его так осаживать, вон извиняться принялся... Господи, как же я с ним жить-то буду, если даже после такого крошечного выговора сердце сжимается и хочется всё вернуть, как было. Пускай смеётся, если ему весело, на его долю и так достаточно злобы выпало.

Пересаживаюсь к нему под бок, обнимаю, насколько дотягиваюсь.

– Не мечись, – говорю. – Если я намекаю, что ты неправ, это ещё не значит, что я тебя ненавижу.

– Надеюсь, – улыбается он, целует меня в макушку.

Тут является официантка с нашей едой, Тирбиш оглядывает и девушку, и подносы весьма плотоядно, тем более, что на нас ему смотреть неудобно. Официантка пялится пару секунд на нашу скульптурную группу, краснеет, быстренько составляет с подноса блюдо и уматывает – не иначе, сплетничать.

На блюде тушка чего-то типа кролика в окружении белых хлопьев.

– Кто это? – спрашиваю.

Азамат щурится, напрягая память.

– Сурок.

Тут вдруг становится очень шумно – в трактир вваливается толпа народа, в гуще которого я различаю Алтонгирела.

– Вот, точно они! – кричит какой-то мужик от двери. – Я ж говорил, Азаматов хохот ни с кем не спутаешь.

Они довольно бесцеремонно рассаживаются за нашим столом. Хорошо, что я к Азамату подсела, а то оказалась бы в гуще чужих тел. Он, не задумываясь, отрывает от тушки половину и отдаёт Тирбишу, а остальное так и держит на весу. Видимо, иначе сожрут.

– Ты будешь? – спрашивает меня, как бы не замечая толпы вокруг.

– Кусочек... – без энтузиазма соглашаюсь я. Он выдаёт мне, видимо, голень. Ох, как же я не люблю соотносить еду с тем, что бегает! Впрочем, на вкус эта тварь оказывается вполне приемлемой, особенно если не думать. Азамат наливает мне молока и предупреждает не запивать чаем, а то, говорит, невкусно будет. Верю беспрекословно.

Практически напротив меня усаживается Алтонгирел с видом мецената-юбиляра, можно подумать, это его свадьбу мы тут празднуем. Девушка-булочка приносит два кувшина с выпивкой, которые практически тут же пустеют, хотя мы и не участвуем. Мне кажется, Азамат хочет выпить, но отказывается вслед за мной.

Один из вновь прибывших произносит длинный хитроумный тост, но поскольку эта чарка у него явно не первая, я почти ничего не понимаю – только то, что пьют они за Алтонгирела.

– Молодец! – от души хвалит его мужик постарше справа от меня, показывая какую-то конструкцию из пальцев. – Вот это я понимаю, в корень смотришь! Это ж надо так разглядеть! Даже учитель твой не увидел, что они подходят, а ты прямо раз – и всё! Великий Старейшина из тебя получится, под стать Ажгдийдимидину!

Я чуть не давлюсь – и от имени, и от ситуации. Шепчу Азамату:

– Это у вас принято так, не молодожёнов поздравлять, а того, кто их поженил?

– Они с нами говорить стесняются, – объясняет Азамат. – Ты и для нас, в космосе, почётная гостья была, а тут и вовсе божество, тем более про твои бормол уже полгорода знает, я думаю.

Видимо, заслышав знакомое слово, Алтонгирел обращает ко мне свой царственный лик, открывает рот – и наступает тишина.

– Можно узнать, чего ты хотела добиться? – спрашивает он меня с высоты своего величия. Ну и что я должна отвечать?

Азамат приходит на выручку, быстро и тихо что-то объясняет. На лице Алтонгирела, который с меня взгляда не сводит, на секунду мелькает удивление и даже уважение (или мне мерещится), но тут же снова сменяется маской превосходства.

– Что же, – говорит он размеренно, – это ничего не меняет. Одна трактовка бормол не отменяет прочих. И твоё понимание, и наше описывают тебя в равной степени, это вопрос точки зрения, а суть едина.

Он замолкает и отпивает из чашки, обозначая, что речь окончена. Все вокруг начинают скандировать хвалы Алтонгиреловой мудрости, а мне предлагается утереться.

Я уже собираюсь предложить Азамату пойти отсюда нафиг, но он успевает первым:

– Ты будешь ещё есть?

– Нет, спасибо. Доедай и пойдём.

Он кивает и быстро дожёвывает сурка. Брр. Хотя я его тоже ела... Нашариваю в кармане влажные салфетки – я без них никуда – и выдаю ему руки вытереть. Мы уже даже встали, когда дверь таверны снова распахивается, и врывается высокий раскрасневшийся мужик в неподпоясанном шитом халате поверх пижамы, пузо наружу, борода во все стороны торчит, глаза на лбу, дышит, как насос.

– Азамат!!! – вопит он срывающимся голосом, но так громко, что все посетители оборачиваются. – Ты вернулся!!! Боги милостивые!!!

А после этого происходит уж вовсе нечто феерическое – этот большой дядя прямо-таки напрыгивает на моего мужа, обхватывает его руками-ногами и повисает, как коала на дереве, перемежая сдавленные возгласы полнозвучными рыданиями. Азамату только и остаётся, что поглаживать его по спине да приговаривать что-то утешительное.

– Кто это? – шиплю я Алтонгирелу.

– Младший брат, – как ни в чём не бывало отвечает духовник. Видимо, у младших братьев заведено именно так приветствовать старших, иначе я чего-то не понимаю.

– А он всегда такой э-э... эмоциональный? – спрашиваю. Те из мужиков вокруг, которые понимают на всеобщем, фыркают и смеются.