– Но ведь теперь я всегда буду рядом и смогу им руководить!

– И тогда вам придется пожертвовать остатками своей независимости.

– Я к этому готова.

– Вы все время стараетесь приблизить ее к тому эпицентру, от которого я хотел держать ее как можно дальше.

– Но я не вижу других решений.

Разозлившись вконец, Офелия выглянула из кухни:

– Прошу вас, не стесняйтесь, ведите себя так, словно меня здесь нет. Я ведь тут ни при чем, не правда ли?

Она подняла глаза и встретила пристальный взгляд жениха. В нем она увидела то, что боялась увидеть, – глубокую усталость. Но девушка не хотела жалеть его, не хотела думать о двух маленьких игральных костях.

И в этот момент Торн вошел в кухню.

– Оставьте нас на минуту, – попросил он тетушку Розелину, убиравшую в шкафчик чайный сервиз.

– Только с условием, что дверь будет открыта! – строптиво ответила та и вышла в гостиную.

Торн распахнул дверь шире некуда. В кухне горел только газовый рожок, и от его света долговязая тень Торна легла на обои, а сам он стоял перед Офелией, глядя на нее сверху вниз.

– Вы с ним знакомы.

Он произнес эти слова яростным шепотом.

– Вы встречаете его уже не впервые, – продолжал он. – Я имею в виду, в вашем истинном обличье.

Офелия не сразу поняла, что он говорит об Арчибальде. Она откинула назад густые волосы, падавшие ей на лицо.

– Я случайно познакомилась с ним… раньше.

– В ночь вашей эскапады.

– Да.

– И он все это время знал, кто вы такая.

– Нет, я ему солгала. Признаюсь, не очень умело. Но он так и не понял, что Мим и я – одно лицо.

– Вы могли бы сообщить мне о вашей встрече.

– Несомненно.

– Может, у вас были причины скрывать это знакомство?

Даже тусклый свет газового рожка позволил Офелии заметить, как у жениха на щеках задвигались желваки.

– Надеюсь, вы не имеете в виду того, что я и выговорить не решаюсь, – глухо сказала она.

– Должен ли я понимать ваши слова так, что он вас не оскорбил своим ухаживанием?

Офелия буквально задыхалась от ярости. Это уж слишком! Что он себе позволяет?!

– Нет, не оскорбил. Зато вы сейчас оскорбили меня так, как никто и никогда.

Торн поднял брови и шумно втянул воздух через нос.

– Вы сердитесь на меня потому, что я скрытничал с вами. Но ведь и вы мне солгали, умолчав о встрече с послом. Да… похоже, мы оба с самого начала шли неверным курсом.

Торн объявил это довольно унылым тоном. Офелия никак не могла понять, чего он добивается. Неужели он надеется уладить их ссору так же легко, как улаживает дела в своем интендантстве?

– И потом, я ни в чем вас не обвиняю, – бесстрастно добавил он. – Просто советую держаться подальше от Арчибальда. Не верьте ни одному его слову, никогда не оставайтесь с ним наедине. И еще очень рекомендую соблюдать ту же осторожность в отношении Фарука. Если вам придется его посещать, пусть вас непременно кто-нибудь сопровождает.

Офелия даже не знала, смеяться ей или сердиться. Похоже, Торн переоценивал серьезность ситуации. Девушка чихнула три раза подряд, высморкалась и ответила простуженным голосом:

– Вы напрасно так беспокоитесь. Обычно на меня никто не обращает внимания.

Торн задумчиво помолчал, потом медленно наклонился к Офелии и схватил ее за руку. Не успела она вырваться, как он сам выпустил ее, распрямился и иронически спросил:

– Вы так полагаете?

С этими словами он вышел из кухни. И только тут Офелия поняла, что он сунул ей в руку какой-то листок. Что это, телеграмма?

– В присутствии монсеньора Фарука стойте с опущенными глазами.

– Но при этом держись независимо!

– Заговаривайте только тогда, когда к вам обратятся.

– Покажи себя прямой и откровенной!

– Офелия, вы должны заслужить оказанное вам покровительство. Выражайте смирение и признательность.

– Ты представительница Анимы, девочка моя, никому не позволяй третировать себя!

Даже сейчас, в кабине лифта, Беренильда и тетушка Розелина продолжали наперебой осаждать Офелию противоречивыми советами. На самом деле девушка не слушала ни ту ни другую. Она пыталась умилостивить свой шарф, который, обезумев наполовину от радости, наполовину от гнева, туго обвивал ее шею, плечи и талию. Он ужасно боялся, что его снова разлучат с хозяйкой.

– Ах, почему я не сожгла эту гадость, когда вас тут не было! – вздохнула Беренильда, обмахиваясь веером. – Ну можно ли показаться при Дворе в таком невоспитанном шарфе?!

Офелия подняла кружевной зонтик, выпавший у нее из рук. Беренильда нарядила девушку в шляпку с вуалеткой и в платье ванильного цвета, легкое и воздушное, как взбитые сливки. Оно напоминало Офелии наряды ее детства в те летние месяцы, когда вся семья отправлялась на пикник. Такое облачение казалось ей гораздо неуместнее шарфа на этом мрачном ковчеге, где летняя температура никогда не поднималась выше пятнадцати градусов.

Лифт мягко затормозил.

– Семейная Опера, почтенные дамы! – объявил грум. – Наша компания сообщает вам, что следующий лифт для пересадки ждет вас на другой стороне холла.

В последний раз Офелия проходила по сверкающему паркету Оперы в ливрее Мима и с веслом в руке вместо зонтика. Теперь ей тоже казалось, что она играет чью-то чужую роль, только уже в дамском платье. Лишь одно оставалось неизменным – у нее все еще болело ребро.

Им навстречу спешил другой грум:

– Наш лифт ожидает вас, почтенные дамы! Монсеньор Фарук выразил горячее желание принять вас.

Иными словами, правителю уже не терпелось их увидеть. Офелия с опаской проходила мимо шеренги жандармов, охранявших подходы к лифту Башни. Неужели для подъема на один-единственный этаж требуется такая надежная охрана?!

– Помните, что мы не в посольстве, – предупредила ее Беренильда, пока грум задвигал позолоченную решетку. – Начиная с этой минуты ничего не берите в рот и не принимайте никаких подарков без моего разрешения. Если вам дороги ваше здоровье и ваша добродетель, избегайте также уединенных ниш и безлюдных коридоров.

Тетушка Розелина, успевшая схватить пышное пирожное на лифтовом столе с заманчивыми лакомствами, тут же испуганно положила его обратно.