Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто был в экипаже?
— Я не видел, но кучера запомнил. Впоследствии мне доводилось видеть его в карете гражданина Талейрана. Мы выбрались лишь через месяц. Я попытался отыскать Лантенака, нашел один из его отрядов, — де Батц кивнул на «настоятеля». — Отряд шевалье де Латура, вернее, то, что от него осталось. Похоже, сегодня нам предстоит схватиться с врагом в последний раз.
— Возможно, — согласился я. — Но вам надлежит спасти дофина, а не проявлять бессмысленное геройство.
— Но как? Даже если подземным ходом мы выберемся в лес, куда идти? Округа кишит солдатами. Если этот де Морней, по вашим словам, пришел за дофином, без него он не уйдет.
— Арман зачитывал приказ. Всем, кто сложит оружие, обещана жизнь.
— Но эти люди не сложат оружия. Они, быть может, не лучшие солдаты, но отчаянные храбрецы.
Я покачал головой:
— Если вы прикажете, они сдадутся.
— Зачем?
— Чтоб сохранить жизнь. А еще для того, чтоб было кому рассказать, где искать дом, в котором мы сейчас находимся. Я так понимаю, он находится в лесу, на утесе. Должно быть, уединенная молельня с кельей отшельника? Но в любом случае солдаты будут прочесывать округу, и его найдут.
— Что вы предлагаете?
— Отряд де Латура сложит оружие. Это не самый приятный удел для воина, но поверьте, в ближайшее время революционной Фемиде будет не до них. Если Господь на нашей стороне, очень скоро мы вытащим этих смельчаков из застенков. Сейчас главное — убедить де Морнея, что да, был тут паренек, но ушел еще вчера. Примчался какой-то офицер в республиканской форме, предупредил о приближении войск, а затем мальчишки и след простыл.
— Но если эти гнусные твари не поверят?
— Пока осаду окончательно не снимут, вы, я и дофин должны переждать здесь, в хорошо скрытом месте. Уверен, такое найдется.
— Найдется.
— А потом… у меня есть документы, подписанные военным министром, открывающие свободный путь в Вандею. Я отвезу вас к генералу Кадуалю. До нужного момента вы сможете отсидеться в его крепости.
— Но вы не ответили, как же де Морней? Он ведь не уйдет отсюда без добычи.
— Уйдет, — выступила из-за моей спины мадемуазель Готье. — Не волнуйтесь, я позабочусь об этом.
— Ты? Но как?
— Как верно заметил майор Арно, глупо искать дофина здесь сегодня, если он скрылся отсюда еще вчера. — Камилла сняла дурацкую кривобокую шляпу, и густые, блестящие волосы упали ей на плечи. — Пусть гарнизон ведет занудные переговоры, торгуется об условиях сдачи, тянет время, словно дает его высочеству дополнительную возможность оторваться от возможной погони, а остальное я беру на себя.
* * *
Генерал Бонапарт глядел в подзорную трубу не отрываясь, будто не веря своим глазам. Британские линейные корабли уходили все дальше и дальше, скрываясь в тумане. К борту «Антилопы» приближался двенадцативесельный баркас, с которого доносилась разухабистая песня Лиса: «Из-за острова на стрежень, на простор морской волны, выплывают расписные Бендер-беевы челны».
Его расшитый золотом халат резко контрастировал с пропотевшими, застиранными рубахами гребцов, по просьбе капитана д‘Орбиньяка набранных из всякого прибрежного сброда неизвестной портовой национальности, говорящего на смеси всех языков Средиземноморья.
Наконец баркас приблизился к «Антилопе», с борта кинули трап.
— Мой генерал, приказ выполнен, эскадра противника обращена в бегство! Уж извините, преследовать не стал, поскольку был до омерзения трезв.
Бонапарт заключил верзилу в объятия.
— Как тебе удалось?! — наконец, отпуская нового хитроумного Улисса[61], спросил он.
— Да ну, шоб это было наше последнее несчастье! Подошел к флагману, выдал матросам, которые меня на трапе встречали, по жменьке золотых дирхемов — и к адмиралу. Тот несколько опешил от моего приветствия, но за те пять минут, пока я величал его «шипами на розе ветров», «повелителем якорей» и «отблеском славы Аллаха на морской глади, повелевающим ветру, когда надувать паруса и когда послушно сомкнуть уста», он несколько пришел в себя и нашел силы поздороваться.
Дальше я ему рассказал, что по просьбе моего дяди-султана держу курс в Лиссабон с неофициальным, но очень дружественным визитом. А после Лиссабона владыка правоверных велел мне посетить Неаполь, ибо мысль его уже давно блуждает закоулками тамошнего королевского дворца. Нельсон буркнул, что как раз туда идет. Я выразил печаль, что сейчас не могу примкнуть к его эскадре, ибо должен исполнить приказ. А затем невзначай спросил, правду ли рассказывают, будто в Неаполе проживает красивейшая из женщин с момента создания праматери нашей Евы, леди Гамильтон? Адмирал кивнул. Я так обрадовался! Выложил перед ним жемчужное ожерелье в пять рядов и говорю: это лично от султана для той, чьи очи сверкают, подобно бриллиантам, чьи уста прекрасней кораллов и желанней глотка воды в пустыне, чей стан создан для объятий, чья грудь…
На лице Бонапарта возникла недоуменная гримаса.
— Что ты несешь?
— Правда, красиво? Я там еще про бедра, ноги, лоно — манящее, будто тихая гавань моряков, истосковавшихся по спасительному берегу. Адмирал побелел, покраснел. У нас, говорит, не принято так женщин обсуждать. Ну, я ему там еще процитировал песнь песней Соломоновых: «…Словно лилия среди терний, возлюбленная моя среди иных девиц…» Тут он смешался. А я глаза закатил и говорю: султан, как услышал о красоте леди Гамильтон, утратил покой. В гарем свой ни ногой, ни рукой, ни каким иным членом. Собирается в Неаполь, говорит: «Нет мне жизни без этой красавицы, этой волшебной пери и в то же время сладкоголосой гурии. Золото, каменья, парчу и шелк, благовония и пряности, да и саму корону к ногам ее сложу, лишь бы увезти ее в свой гарем. А нет, так пусть мой флот идет и сокрушит стены Неаполя или ее сердце, тут уж как получится».
Тут Нельсон как-то сразу заторопился, предложил мне пива с беконом, ну я, понятное дело, пока мусульманин, бекона не ем. Он говорит: оно и к лучшему. Плывите себе, флаг вам в руки, мы вам верим, вижу, человек вы хороший, со всех сторон на все положительный. Короче, не мешайте нам нестись сквозь волны и туман на всех парусах, и стрелы амура нам в корму. Ну, сказал я, так и быть, не смею задерживать. И, — он оглянулся, — запомните их такими, уходящими вдаль. А наша цель — Черноморск! То есть Средиземноморск! Нууу, в смысле, Тулон. Мой генерал, велите пришпорить «Антилопу»!
Одна революция все равно что один коктейль: вы сразу начинаете готовить следующий.
Уилл Роджерс
Бросок из осажденного монастыря в лесную цитадель вандейцев оказался, конечно, делом непростым, но прошел благополучно. Подпись военного министра на моих проездных документах открывала дорогу суровому грубоватому майору с его денщиком и грумом. Во владениях Кадуаля юный Людовик мог наконец чувствовать себя в безопасности.