Я вздохнул. С моего дерева открывался замечательный вид и на старинный дом с множеством комнат, потайных коридоров, подвалов, и на ворота, возле которых столь неосмотрительно прогуливался Арман де Морней. Чтобы хорошенько обыскать такой особняк, нужно было никак не полторы дюжины солдат. Можно было не сомневаться, через некоторое время все они, сами того не желая, окажутся в старом винном погребе, связанные по рукам и ногам. Куда им тягаться с Кадуалем и его товарищами, для которых снять часового — забава столь же привычная, как для иного выкурить трубку.

Честно говоря, я планировал дождаться обеда и усыпить всю братию разом, но после того, как старик-дворецкий устроил нам экскурсию по особняку, в планы были внесены коррективы. Минут двадцать де Морней ходил взад-вперед около ворот.

— Да что они там, все заснули?! — наконец вырвалось у него. Он кивнул одному из оставшихся в его распоряжении солдат. — Сходи проверь.

— Еще один, — прошептал я, живо представляя, как встречает бедолагу у двери великан «истопник». — Вот, пожалуй, и мой выход.

Я свистнул птичьей трелью. Сторож, возившийся с цепью, запиравшей ворота, стремительно выпрямился, накинул ее на шею стоявшего рядом солдата, резкий поворот — и боец повис, точно куль муки, нелепо дергая ногами. Арман развернулся на хрип, и в ту же секунду я уже был на земле у него за спиной.

— Кого-то ищешь?

— Проклятье, опять ты!

— Конечно, а разве ты ожидал увидеть кого-то другого?

— Где дофин?

— Далеко отсюда. Очень далеко. Если это все, перейдем к моим вопросам. — Я сделал знак сторожу отпустить жертву, и солдат упал наземь, хрипя и царапая пальцами засыпанную окатными камешками дорогу. — Свяжи его и отправь к остальным. Итак, Арман, где Софи?

— Ах вот ты о чем! — де Морней хищно усмехнулся. — Тебе ее не заполучить! — Его сабля легко вышла из ножен.

— Беседы не получилось, — констатировал я. — Прошу тебя, скажи добром. — Я обнажил свой клинок. — Мне бы не хотелось лишать мир столь разностороннего молодого человека.

— Это мы еще посмотрим!

Арман бросился в атаку. Он и правда был хорошим бойцом, но школы ему недоставало. Прекрасная скорость, крепкая рука, хорошее дыхание. Я уже встречал таких, склонных очертя голову бросаться в атаку и теснить врага, пока тот не совершит ошибки и не откроется, себе на беду. Чаще всего подобная тактика приносит неплохие плоды, но не здесь и не сейчас. Мой клинок ударил по сабле де Морнея, совсем рядом с режущей кромкой, незаметным движением перешел на тупье[63]и, словно змея, обвивающаяся вокруг ветви, начал свой поворот. Запястье Армана развернулось, он едва не выронил оружие, и этого мгновения было достаточно. Мундирное сукно разошлось, и кровь хлынула из рассеченной грудной мышцы.

— Где Софи? Адрес! — Я поднес сабельное острие к горлу противника. — Говори, иначе через десять минут истечешь кровью.

Арман, точно забыв о поединке, опустился между корней столетнего дуба, прислонясь спиной к стволу и пытаясь рукой зажать пульсирующую рану.

— Ну же! — наседал я.

В глазах де Морнея читался ужас: должно быть, впервые в жизни он был так близок к смерти.

— Улица Корнеля, дом три, — прошептал он. — Помоги, не оставляй меня тут!

— Тебя перевяжут и остановят кровь, а потом я пришлю сюда местного лекаря. Если не будешь дергаться, все будет хорошо. Рана не слишком опасна, кости целы. Если начнешь геройствовать, умрешь еще до вечера.

Труднее всего заставить сойти со сцены тех, кто за кулисами.

Уильям Шекспир

Подписанная Талейраном подорожная помогла мне вместе с моим крохотным отрядом вернуться из Мальмезона в Париж. Я опасался, что либо один, либо другой консул уже открыли на меня охоту, но, к счастью, авантюра удалась. То ли за суетой переворота и множеством дел про меня неосторожно забыли, то ли бывший епископ полагал, что я скоро окажусь по ту сторону Луары, и потому не видел больше смысла ловить меня здесь. Офицер на заставе вскользь пробежал глазами висевший на стене длинный список и кивнул солдатам, приказывая открыть шлагбаум. Похоже, его сейчас куда больше волновало, как бы не выпустить из города скрывшихся от новой власти бывших друзей народа, а ныне — врагов Отечества. Значит, первый консул мне пока не нужен, и встреча с Бернадотом откладывается. Но это и к лучшему.

В первую очередь следовало отыскать мою не слишком верную союзницу. То, что Софи больше не проживала на улице Красного Колпака, могло означать лишь одно: Талейран не очень доверял ее версии и решил перевезти девушку в более укромное место. Возможно, его бывшее преосвященство опасалось, что мадемуазель Готье попробует связаться с гасконским любовником, и тот, не считаясь с политическими резонами и банальными приличиями, вырвет прелестницу из его рук. А может, Талейран ловил на живца меня, примчавшегося, бряцая доспехами, освобождать плененную девицу из лап злобного чародея. Еще хуже, если он подозревал сговор между недалеким рыцарем и изобретательной дамой его грез.

Дом на улице Корнеля выглядел вполне обыденно, во всяком случае, мало напоминал замок принцессы. Зато новые апартаменты мадемуазель Софи охранялись куда лучше прежних. Мои юные наблюдатели смогли насчитать семь вооруженных слуг, и это лишь те, кто выходил из дома. Могли быть и другие.

Третий день наблюдений подходил к концу. Уж не знаю, чем мне предстоит заняться на склоне лет, одно мне известно — в трубочисты я больше не пойду. Мой опыт в качестве ученика мастера едва не закончился плачевно. Там, где щуплый мальчишка шутя проскользнул бы в широкий дымоход, мне было так тесно, что я едва не остался висеть в трубе между камином и полуночным небосклоном. Мое счастье, что летняя погода не располагала к разжиганию очагов.

В комнате подремывал на кушетке детина в ливрее с пистолетом в руках, изображающий лакея. Он попытался вскочить, и, похоже, не для того, чтобы распахнуть передо мной дверь. Удар кочергой по голове на время лишил его активности, так что открывать двери пришлось самому. В моем распоряжении было всего несколько минут, и я воспользовался ими сполна. Когда сбежавшиеся на выстрел «слуги» увидели «молодую хозяйку», картина, представшая их взору, была просто восхитительна: мадемуазель Готье в легкой ночной рубашке с дымящимся пистолетом в руке, лежащий с разбитой головой лакей, нож, вполне недвусмысленно воткнутый в подушку, разбитое окно, следы борьбы в спальне.

— Он хотел убить меня! — дрожа всем телом, лепетала актриса. — Я чудом вырвалась, ударила его. — Слезы ужаса струились по ее прелестному лицу. — Если бы не этот пистолет… Слава богу, Жан выронил его, он лежал тут… Мерзавец убежал через окно… Ищите же, ищите его! Он не мог далеко уйти!

Слуги бросились выполнять приказ. Спустя мгновение совсем успокоившаяся мадемуазель Готье заглянула под кровать.