Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре они дошли до симпатичной поляны лиловых кристаллов – очередных клыков Этерны. На сей раз зубы выросли по кругу, как челюсть грызгена, и чуть ли не смыкались наверху. Проплывая сквозь них, серчдух замигал, а кристаллы слабо зазвенели – они всегда остро реагировали на колдовство.
Место было красиво-вдохновляющим, и Найт решила, что пора перейти ко второй фазе. Поэтому в центре поляны она резко остановилась, заступив сыщику дорогу, и схватила его за грудки в лучших традициях портовой службы.
– Мастер Берти! Вы осознаете, что повторяете одну и ту же фразу?! – неожиданно жестко рявкнула она прямо в лицо Голден-Халлы.
– Это не важ… – привычно начал он.
И осекся. Его глаза под строгим взглядом Найт блеснули, стряхивая странную и зыбкую ряску беспамятства.
– Осознаю, – тихо сказал он.
Впрочем, не успела Найт обрадоваться, как «ряска» начала зарастать обратно – будто весенний пруд затягивало тиной, снаружи в центр. Лади ругнулась – успех был недолог – и, ничтоже сумняшеся, с размаху залепила детективу пощечину.
– Оставайтесь со мной! – приказала она. – После какого момента вам втемяшилась в голову эта мысль про Моргана?
– После разговора с Эл, – с видимым усилием произнес Берти. – Сегодня утром.
Серчдух, недоумевая – вы чего отстали? – поплыл обратно. Кристаллы-клыки вновь звеняще запели.
– Леди-ректор владеет ментальной магией? – Найт продолжала допрос.
– Да.
– Она могла вас заколдовать?
Тут уж «ряска» сработала моментально: ярко-синие радужки сыщика будто матовой краской прикрыли.
– Элайяна – мой самый близкий друг, я доверяю ей безгранично…
Еще пощечина.
– Могла или нет? Теоретически?!
Найт приблизила свой нос вплотную к носу сыщика – тактика устрашения, и не важно, что девушка стоит на мысочках, – и хорошенько тряхнула Берти. К д’гарру субординацию!
– Могла, – после долгой паузы все-таки сказал Голден-Халла. Неожиданно жестко и твердо.
Они простояли так еще секунду или две: Найт вглядывалась в глаза-индикаторы напротив, сыщик прислушивался к себе.
– Более того, – грустно добавил он, – именно это она и сделала.
И, стоило Берти произнести это, как перед его внутренним взором начался форменный дурдом: там стали выпрыгивать, наезжая друг на друга и разрастаясь, как под лупой, четкие, будто газетным шрифтом напечатанные буквы: «Это неважно! Морган – убийца!»
– Вы чего? – ахнула Лади, когда детектив мешком осел на землю. – Мастер Берти?
– Оно… Борется, Найт… – почти неслышно просипел Голден-Халла.
В высоких корабельных соснах какой-то дятел-трудяга долбил кору в отчаянном поиске жучков, и полубессознательный Берти цеплялся за этот ритм внешнего мира, чтобы не потерять остатки себя под водопадом алых букв – под этой жестокой открыткой от Элайяны, пытающейся стереть неугодные ей мысли.
А потом – все мысли вообще, раз этот пеплов рыжик так упирается. Чем сильнее Берти боролся, тем быстрее распространялись буквы, тем активнее заклинание наступало на все новые и новые области мозга, разрастаясь, как опухоль-спринтер.
Наконец все заволокло багровым туманом. Сыщик закрыл бессмысленные глаза и опустил руки, до того сжимающие виски.
– Ох, твою ж каракатицу! – взвыла Найт.
Судя по звуку, она с силой и разочарованием врезала кулаком по одному из зубов Этерны, отозвавшемуся легким звоном. Потом упала рядом с Берти на колени, стала тормошить его, дергать, поглаживать и, кажется, даже целовать. Затем раздался топот: Ладислава убежала куда-то.
Стало тихо-тихо.
Внешний мир совсем исчез. Шар серчдух озадаченно вплыл между кристаллов и завис над распростертым телом Голден-Халлы. Клыки Этерны засветились ультрамариново-синим цветом, между ними побежали легкие молнии, пытавшиеся сбить растерянный поисковый шарик. У них получилось сразу же, ведь серчдух не ждал подвоха. Шар пропал. Его энергия втянулась в кристаллы, и клыки засветились сильнее, бросая лазурные тени на неподвижного сыщика.
…А Берти между тем обнаружил себя в удивительном месте.
Он стоял, убрав руки в карманы длиннополого пальто, в лодке, болтавшейся посреди бушующего кроваво-красного океана. И отстраненно наблюдал за тем, как злые штормовые волны рушат башни великолепного города, растущего впереди на скале. Город рассыпался беззвучно. Даже обидно, как податливо и тихо он умирал под гнетом ревущей стихии, которая – башня за башней – уничтожала память Голден-Халлы и мысли Голден-Халлы. А вместе с ними и самого Голден-Халлу – ведь кто мы такие, если не наше сознание?
– Она и тебя хочет убить, да? – вдруг спросил тихий женский голос.
Берти обернулся и увидел, что на лодочной банке сидит невероятная девушка. Ее лицо было будто вырезано из слоновой кости, волосы шумели, как листва, а глаза сияли и переливались всеми цветами моря. По коже девушки бегали и плясали легкие рисунки, похожие на ожившие татуировки.
А в груди у нее была дыра.
– Она забрала мое сердце, – вздохнула девушка, прикусив губу. – Точнее, он забрал: она подговорила его, потому что знала из дневников старого ректора: пепельные элементали начнут охоту за тем, кто дерзнет украсть что-либо у меня. Они убьют наглеца, они заберут его сердце взамен. Это моя иммунная система, понимаешь? Вроде бы. Мне кажется. Я уже не помню, я так давно родилась… В любом случае эльфийка понимала, что своими руками осуществлять такую кражу слишком опасно. И тогда она пригласила Моргана: он, конечно, не устоял от соблазна изучить меня… Вот только вся информация, которую получал доктор, была строго дозирована. По ее плану, он должен был украсть сердце, а потом погибнуть при первом же морском отливе, когда элементали выберутся наружу, чтобы отомстить ему. И тогда эльфийка осталась бы с сердцем наедине. Ни у одного зельевара в мире еще не было такого прекрасного ингредиента…
Берти понимающе усмехнулся:
– Как она сама всегда говорила: зельевары – те же дикари, что сжирают сердце врага, надеясь заполучить его сильные качества. Только парят и варят нещадно. Ты же древнее самих богов. Что получится: эликсир бессмертия? Или что-то такое?
Девушка равнодушно пожала плечами. Вместе с сыщиком они смотрели, как под накатом волны оседает, рассыпаясь в прах, великолепная часовая башня на берегу.
– Тяжело жить без сердца? – спросил Голден-Халла.
– Пока она не покрошила его в свой котел – нормально. Оно же все еще бьется. Где-то в замке.
Берти, повинуясь неясному чувству, протянул вперед руку и коснулся дыры в груди девушки. Она была странной. Будто макаешь пальцы в другую вселенную.
– Мне так жаль, что я не понял, что это очень в духе Элайяны: убить двух… нет, даже трех зайцев разом. Если бы птица иррин не оказалась в Фонтанном Дворе и не запела, зачаровав элементалей, они бы спокойно убили Моргана, а сердце осталось бы беспризорным – ведь у вас, островных существ, не принято искать украденное? В смерти Гарвуса обвинили бы демона – его срыв Элайяна подстроила заранее – но об этом узнали бы лишь Винтервилли и эльфийка (архиепископ Ноа распахнул бы кошелек пошире в благодарность за ее готовность все замять). Правда, еще был я – неугомонный придурок, – который бы точно вмешался и стал вести свое следствие, вопреки запрету. И… Конечно, выяснил бы, что убийцы – элементали, которые отомстили Моргану за вскрытый Корпус загадок, а с демоном это просто совпало. Элайяна бы вновь написала Ноа: «Чудесная новость! Ваш сын и вовсе невиновен, это доказал господин Голден-Халла; кстати, вы не хотите вернуть сыщика на материк в благодарность? Ваш политический соперник его обидел, а он вон какой хороший!» Фрэнсису бы нашли нового преподавателя (архиепископские деньги в Бурю продолжили бы поступать). Элайяна осталась бы с сердцем, а я, уехавший с острова, был бы счастлив и благодарен ей. Что, предположим, тоже приятно для леди-ректора.