обратно к себе. В постели его ждала подушка.

***

— Может, не пойдем, а? — неуверенно предложил утром Яков.

Клим поцокал языком, обвел взглядом парк, через который им предстояло добраться до полигона, и подавил возникшее от увиденного острое желание закурить. Вчера вечером прошел очередной дождь со снегом, а ночью ударил мороз, и все дорожки превратились в каток да к тому же неровный. Сырой стылый воздух неприятно холодил нутро. При каждом выдохе изо рта вырывалось облачко пара. А в общежитии, из которого они только что шагнули на улицу, было тепло и уютно.

— Может, и не пойдем, — задумчиво ответил Клим, а потом махнул рукой. — Да куда мы пойдем? Пока дойдем, все ноги переломаем, а с переломанными ногами особо не побегаешь. Нет, пошли-ка лучше завтракать.

— Пошли, — радостно согласился Яков.

Вместе они добрались до комнаты Клима, скинули куртки и едва ли не наперегонки, будто мальчишки-отроки, кинулись наверх. Преодолели лестницу в припрыжку, заслужив неодобрительный взгляд кого-то из жильцов, а потом, хохоча и то и дело ловя друг друга за шиворот, чтобы не дать обогнать себя, влетели в отгороженный холл, который служил в общежитии кухней. Настроение у обоих было преотличное, на календаре значилась суббота, у Клима был выходной, у Яши тоже, и совсем скоро к ним должна была присоединиться Злата, так что день обещал быть лучше некуда.

На кухне очумело пахло оладьями. Так, что рот мгновенно наполнился слюной. Источник запаха обнаружился тут же: на обеденном столе, которым в общежитии никто и никогда по прямому назначению не пользовался, потому что жильцы предпочитали есть у себя в комнатах, стояло блюдо, доверху наполненное сложенными на него пирамидкой золотистыми лепешками. Рядом стояла миска со сметаной. И все это великолепие, судя по всему, предназначалось исключительно для двух людей, сидящих за этим самым столом. Сначала взгляд зацепился за седенького старичка, одетого в косоворотку, подпоясанную красным расшитым ремнем. Ни дать ни взять только из Тридевятого, разве что лаптей не хватало. Пожалуй, Клим бы так и решил, но рядом со старичком обнаружилась его ночная гостья: короткие мышиные волосы, бесформенная черная футболка с надписями на неизвестном ему языке, широкие мужские штаны. Она вскинула бровь, когда увидела его: ты? Он вскинул в ответ: вот и встретились. Она поджала губы: не то чтобы я рада этой встрече. Клим хмыкнул: зато договорим, что не договорили! Она дернула носом и уткнулась взглядом в тарелку. На тарелке у нее тоже лежали оладьи. Запах щекотал ноздри. Оладьями их в последний раз потчевала мама, и было это аж пять лун назад. Клим кинул беглый взгляд на Якова и понял, что они оба думают об одном: что за издевательство, что им мешало поесть в своих комнатах и не бередить людям душу? Впрочем, вежливость никто не отменял, поэтому братья сначала поздоровались и почтительно кивнули, и только потом Яков не без грусти вздохнул и двинулся к одному из двух холодильников, где ему была отведена полка. Но тут старичок поднялся из-за стола и тепло им улыбнулся.

— Савелий Афанасьевич, — представился он. — Очень приятно. А вы, молодые люди, присаживайтесь, не стесняйтесь, у нас всего много и на всех хватит. А доченька моя вкусно готовит, не пожалеете.

Женя откинулась на спинку стула и уставилась на Клима: присядешь?

— Благодарю за приглашение! — ответил Клим. — Так пахнет славно, уверен, на вкус также сказочно выйдет. Я Клим, а это мой брат — Яков.

— Вот и замечательно! — искренне обрадовался Савелий Афанасьевич. — А то мы с Чернавушкой тут сидим вдвоем, а никто не приходит, а как же мы это одни съедим?

Клим вопросительно взглянул на Женю: Чернава, значит. Соврала, выходит, про имя. Но очередного обмена взглядами не состоялось: она неожиданно отвела глаза. Интересно.

— Клим… — шепнул Яков.

— Садись, садись, — приказным тоном велел Клим. — Невежливо от предложенной пищи отказываться. Давай-ка.

Яша послушно сел следом и обвел их всех затравленным взглядом. Климу в тысячный раз стало интересно, как вообще брат выживает в своем университете при такой боязни людей. Впрочем, Яша и не пытался скрывать, что общение с одногруппниками у него не складывается. Наверное, еще поэтому, а не только из-за своей неразумной влюбленности, он так радовался Злате. Ему тоже нужны были друзья.

— Давайте знакомиться, — предложил Савелий Афанасьевич, когда Клим наложил себе полную тарелку оладий и плюхнул ложку сметаны сверху, а Яков скромно взял две штучки. — Я артефактор, прибыл сюда по работе. Вообще я на места давно не выезжаю, но вот не забывают на Буяне про старика, попросили взяться, да... А я подумал: чего не взяться, все равно без работы скучно, да и у доченьки в этом городе дела есть, пусть делает, а то она меня одного оставлять не хочет, переживает.

Клим ожидал, что Чернава сейчас и на это выдаст гримасу, но она его удивила.

— Оставь тебя, как же, — даже как-то нежно проворчала она. — А кто тебя кормить станет?

— Это правда, — вздохнул Савелий Афанасьевич, — готовить я не обучен, так что мне повезло, что Чернавушка меня балует, а то умер бы давно голодной смертью. А вы ешьте, ешьте.

Клим отправил в рот первую оладью и на мгновение замер, боясь не сдержать рвущиеся наружу эмоции. До чего же вкусно было! Оладья оказалась пышная, мягкая, нежная. В этом было страшно признаться даже самому себе, но не признаться не вышло: они были куда лучше, чем у матушки.

— Вкусно? — ехидно поинтересовалась Чернава. Или Женька. Вопрос с именем не давал Климу покоя. Обычно он знал, когда ему лгут, но вчера ничего такого не почувствовал. Но разве может быть у человека два имени?

Стараясь не выдать себя выражением лица, Клим медленно прожевал оладью, проглотил ее и ровно ответил:

— Очень.

— А я ж говорю, Чернавушка замечательно готовит! — обрадовался старик. — А вы, молодые люди, здесь живете? Кем будете?

Глаза у Якова стали большие и испуганные. Клим про себя посмеялся. Бедняга, мало того, что есть за чужой стол посадили, так еще и говорить заставляют. Надо было ответить за брата, как он всегда это делал, но тут подумалось: а может потому Яшка и не научился с людьми общаться, что ему не пришлось учиться. Впрочем, начинать его обучение таким образом было слишком жестоко.

— Прохожу подготовку