– Не понял?! – насторожился Иван.

– Сейчас поймешь. Моя просит извинение за то, что пользовался вашим редкий посуда, сделанный из дерева и хрусталя.

– Где спецназовец?

– Его целиком нет, Ивана «Грозный». Он в разобранном виде.

– В каком разобранном виде?

Майкл Мардахаевич хитро улыбнулся и, взяв Ивана Петровича за локоть, вместе с «Айвазовским» подвел его к иконостасу. Свеча тускло горела под божницей, рядом с которой находился почти церковный иконостас. Но северная белая ночь уже звонила своими птичьими напевами и, освещая за окном вершины деревьев, ползла в горницу.

– Это очень редкий экземпляр, – вкрадчиво сказал профессор, указывая на миски и тарелки с физиологическим раствором. – Прямой наследник австралопитеков. У него перед человечеством большой заслуга.

– Какая заслуга?

– Заслуга глобальный.

– Фу ты, боже мой… Говори проще.

– Он сумел дожить до наших дней. При этом некоторые органы такие же, как полтора миллиона лет назад у человекообразных. Это удивительно, но это так. Спецназ соответствует всем особенностям гоминида олдувайской культура.

Иван Петрович глянул на просторную лавку и вдруг увидел фотографию застреленного парня. Сердце его сжалось. Фотография была, видимо, приготовлена для письма или какого-то документа. На снимке лицо было совсем другим и очень непохожим на то лицо, которое он видел на болоте. С фотографии смотрел совсем юный серьезный парень с блеском в глазах и всепрощающей ухмылкой. Рядом лежала фотография девушки, тоже совсем юной, возможно, его подруги.

– Я тебя по-русски спрашиваю, Майкл Мардахаевич, где угробленный пацан? Мы его похоронить должны.

– Целиком его нет… – также вкрадчиво ответил профессор. – Дорогой Иван Петрович. Моя проделал с ним выгодный трансплантация. Все отделено и законсервировано по методике южно-африканского хирурга Кристиана Барнардо. Самое потрясающая, что мозг десант – этот материальный субстракт высшей нервной деятельности – копия австралопитек. Триста кубических сантиметров. Нетрудно догадаться, что интеллект такой же. Смотри! – он поднял крышку хрустальной сахарницы, которую Ивану подарила Марья Лиственница в день рождения, и показал орган, похожий на человеческий мозг.

Вера, стоявшая рядом с Иваном, сразу отшатнулась и, увидев рядом с сахарницей тарелку с человеческими почками, выскочила из горницы.

– Значит, ты его по частям разрезал, бандит заморский!

– А как еще?

– И не перекрестился ни разу? – с грустью спросил Иван Петрович.

– Неправда. Моя гоминида под иконы положила. Моя молитву прочла за упокой его камуфляжной душа.

– Вот как современные профессора работают. Сначала труп освятить, потом помолиться за упокой его души, а потом как курицу в ощип.

– Не обижайся, русский Ивана на американский Майкл. Моя обнаружила у спецназа клыкообразный зуб гомопримата, а рядом – зуб с микрорадиостанция. Судя по всему, господам, которые послали его, известно, где пропал спецназ.

– Понятно… Значит, они продолжат поиск и родника, и беглых зэков, и, конечно, пропавших без вести «перевертышей». А мы будем встречать восход Солнца и ждать пришельцев. Не так ли, Майкл Мардахаевич? – Иван взял фотографию пацана и долго вглядывался в его лицо.

«Русский глупыш, попавший в жернова несостоявшейся и очень надуманной демократии. Плод разума, отравленного наживой и алчностью.

В древнем Риме таких называли „говорящим орудием господ“», – почему-то подумал он и, оглядев органы покойника, разложенные на лавке, опять остановил взгляд на сахарнице, которую подарила Марья Лиственница.

«Неужели у него и в самом деле мозги примата, жившего полтора миллиона лет назад? Вот это подарок человечеству, которое уже на Луне побывало, – подумал он. – Но такой фанат своей профессии, представитель великой страны, как Майкл Сорез, навряд ли мог ошибиться. Может, из-за особого строения мозга десантник стал наемником у криминальных господ, пожелавших найти родник».

– Скажи мне, профессор, – Иван положил фотографию в карман рубашки и достал сигареты, – какие еще органы пацана содержат такие мрачные атавизмы? Обычно у таких людей, как говорят медики, имеется небольшой хвостовой отросток, а иногда и короткий хвост.

– Моя обнаружил хвост только спереди… Очень большой, – Майкл кивнул на пластиковый таз, где действительно лежал очень большой орган. – Моя практика не знала таких. Даже человекообразный архантроп имеет передний отросток в два раза меньше. Такой хвост встречается только у огромных обезьян, типа горилла. Они ведут стадный образ жизни, и их брачный сезон сильно развивает гениталии. Так вот, точно такие размеры имеет орган. Как его по паспорту? – он развернул документ десантника и прочел громко, словно стоял на трибуне, и перед ним находилась большая интеллектуальная студенческая аудитория, – Анатолий Дмитриевич Косолапов. Откуда такой метамарфоз?! Уму непостижимо. Моя в шоке! Но это так! Как это у вас по-русски. правда глаза колет. Может, сексуальная индустрия новых технологий сделала его таким человеконеузнаваемым. Но его антикварный мужской орган достигает полуметра, а радиус яичников пять сантиметров.

– Хватит, Майкл Мардахаевич! – не выдержал Иван. – Я все понял. Только похоронить парня все равно надо. Пусть он и австралопитек, но наш, русский пацан, пострадавший от больших перемен в России. А где его кости?

– Теперь моя не понял?

– Скелет где?

– А. Только кости собака ест. русский борзый. Твоя неправильно выражается. Скелет надо говорить по-гречески «скелетос» – совокупность твердых тканей. Двести костей. Скелетос в чулане. Моя не обработал его. Полуфабрикат. – Профессор снял хирургические перчатки и тут же сунул их в крохотную полиэтиленовую коробочку, лежавшую на лавке рядом со скальпелем и пинцетом. – Моя раскалывается голова и жутко болит бок, – он подошел к высокому окну и распахнул рамы. – Моя очень любит таежный белый ночь. Ее серебряный свет помог мне сделать хороший анатомический работа. Но откуда такой метаморфоз?! В скелетосе тоже есть патология. Прошло полтора миллиона лет, а у него так же вздернута голова, и он когда был живой, тоже, как животное, тряс ею, как будто пугал обезьян. Скелетос спецназа моя хоронить не позволит, – вдруг резко сказал Майкл и попросил у Ивана сигарету. – Такой «красавец» должен стоять в лучшем музее нашей долгожданной планета. Они должны знать, что атом на Земле могут расщеплять и австралопитеки, имеющие разум, похожий на разум африканской обезьян. Они и бомбу соберут любую, если конопли нажрутся. Моя предлагает для захоронения наемника его прострелянное сердце. Оно в хорошем состоянии, но имеет сквозной круглый дырка величиной с пуля. По-моему, для кладбища это самый подходящий товар. А для бизнеса это очень плохой товар.

– Ты мне о бизнесе часто не напоминай, Майкл Мардахаевич, тем более, что на Одиссее его нет, – с грустью сказал Иван. – Я в нем ничего не понимаю. Если у тебя есть какой-то свой бизнес-план, то все вопросы к инопланетянам. Может, они и в самом деле заинтересуются органами земных отморозков. Ты мне скажи лучше, мистер Мардахаевич, как мы будем жить на планете Одиссея? Ведь мы там никогда не были и никого не знаем. Может, там вместо пива мочу пьют. А женщины в гаремах такие же пьяницы и наркоманки, как и на Земле. Может, у них только одноклеточные дети рождаются?