Была бы надежда, что Морской Бог возьмет его в качестве жертвы… Но ее нет. Никому не нужна душа с гнильцой, особенно божеству.

Отец выбирает лучших — светлых, как солнце, чистых, словно капля росы. Иначе его сила угасает. Сам он давно ничего для людей не делал, только брал. И стихия гневается… Она требует отдачи, желает наказания.

И ничего не меняется. Люди берут Слезы Моря, отправляют одного умирать на алтарь Морского Бога. Тот жадно пьет силу, отдавая ничтожно мало. Эфраил меня не услышал, когда просил не заключать договор. Я прекрасно осознаю, чем все закончится.

Войной.

И очередная кровавая бойня унесет с собой мир.

Я вздохнул и потер виски.

Как уберечь Трин? Как защитить Кардос? И людей… в первую очередь от них самих.

Я знал один — единственный выход. И цена у него была велика.

Тринлейн.

После тренировки с однокурсниками, которая превратилась, на мой взгляд, в балаган, мне хотелось спрятаться. Весть о том, что я преодолела магию Слезы Моря, влюбившись в Верховного мага Кардоса, превзошла даже новость о помолвке с Алэрином.

Может, Нарис и верно заметил, что надо не скрывать правды. Люди должны верить, что на одну силу всегда найдется другая. А любовь, как в старых добрых сказках, способна разрушить злые чары. Но сдается, привыкнуть к любопытным взглядам, я никогда не смогу. А ведь были еще и те, кто завидовал. Только думать об этом, не хотелось. Я предвкушала встречу с Алэрином, остальное потеряло значение.

После обеда мы с Лоттой сбежали в комнату, чтобы поболтать и рассказать друг другу новости. Оказывается, за четверть часа можно многое успеть.

Остаток дня казался бесконечным. У нас были пары по стихосложению, игре в шахматы и еще две тренировки, на которых Апэрин не появился. Вечер пришлось провести в библиотеке.

Я почти поднилась в свою комнату, когда меня настиг гул колокола. Резкий, громкий, заставляющий дрожать все внутри. Я даже не сразу поняла, что это.

— Набат! — крикнул Леон, появляясь в коридоре.

— Что случилось?

— Всем кадетам срочно спуститься в Главный Зал Академии, — раздался строгий голос ректора Нариса.

Нежить напала? Но никто и никогда не бил в главный колокол, усиленный магией, если подобное случалось. Даже когда гидры выползли из моря на берег, колокол оставался тих.

Или началась война и собирают ополчение? В моей деревне в прошлый раз все было именно так. Арий, правда, меня не пустил, велел остаться дома, но я пробралась тайком, слышала, как зачитывают королевский приказ.

Но что случилось в Кардосе?

Я прикусила губу, проверила меч на поясе, накинула плащ и поспешила обратно. По пути столкнулась с встревоженной Лоттой.

— Нарис говорит, колокол тронули жрецы.

— Что?

Ужас мгновенно сделал спину мокрой, заставляя руки дрожать, а ноги неметь. Лотта выглядела испуганной и бледной. Мы знали, что жрецы звонят в колокол в одном — единственном случае — когда Морской Бог готов выбрать жертву. Но как же правила — один человек раз в год? Не понимаю. Может, случилось что‑то другое? От этого нелегче, неизвестность страшит еще сильнее.

Мы пробрались сквозь шумную толпу, состоящую из студентов и преподавателей. Все они казались встревоженными и растерянными. Магистры пытались сохранить спокойствие, но я видела, как Глэрин сжимает рукоять меча, закрепленного на поясе, переговариваясь с магистром Тарой. К ним подошел ректор Нарис, что‑то тихо сказал, и они направились к выходу.

— Отправил на факультет воинов, — заметила Лотта.

И правда, как сама не догадалась. Куда еще они могли пойти?

— Кадеты, сейчас мы отправляемся к Храму Морского Бога, — подтверждая мои самые страшные догадки, сказал магистр Нарис. — Прошу сохранять спокойствие.

Чего это стоило! Лотта сжала мою ладонь, и я подавила страх. Где сейчас Алэрин? Как же мне нужна его поддержка! Да и взгляда бы хватило, чтобы успокоиться.

Мы вышли из главного корпуса, кутаясь в плащи, скользнули за ворота. Я не выдержала, оглянулась. Темные шпили Военно — морской Академии прятались в ночи. Во всех окнах разом погас свет. И это место показалось безжизненным.

За воротами Волчка ветер дул сильнее. И шум моря казался громче. Я хотела прислушаться, понять, что происходит. Если спросить у воды — она ответит, но сосредоточиться не получалось. Мысли путались. Я не выдержала, позвала Алэрина, но он не откликнулся.

Что происходит?

Мы оказались на площади, хотя я не заметила, как так вышло. Из всех ощущений остались только теплая ладонь Лотты и пронизывающий до костей ветер. А ведь почти весна…

Возле Храма собрались, кажется, жители всего Кардоса. Разве что детей не было.

Молчаливые жрецы расступились, когда главный хранитель вынес знакомую серебряную чашу. Народ зароптал, и страх волной пронесся по толпе.

Хранитель установил чашу на камень, что стоял возле храма, и произнес самые жуткие слова на свете для тех, кто брал Слезу Моря:

— Морской Бог требует жертву!

Крики, стоны, ругань — все смешалось в этом кошмаре. Я кожей чувствовала отчаяние. И еще знала, что виновата… Если бы я умерла, то этого набата не было. И люди бы сейчас находились в домах, в безопасности.

— Тихо!

Я не знаю, кто произнес эти слова, но шум мгновенно исчез. И стоять так… было еще тяжелее. Кто‑то всхлипнул, и ветер отозвался, налетел с новой силой.

Люди не хотели умирать. Им необходим мир. В королевстве, семье, душе. А новая жертва — это всегда боль. И отчаяние напополам со страхом ползет по толпе, оно почти ощутимо. Мне кажется, коснись — и я схвачу что‑то мерзкое, пропущу сквозь пальцы, стану его частью. Но все равно не убегу. Бесполезно. Подавить ужас, ползущий по венам, смириться с неизбежным — это все, что возможно.

Над чашей вспыхнуло синее пламя. И в темноте, что безуспешно пытались разогнать зажженными факелами и магическими огнями, оно казалось зловещим.

Жрец вытащил свиток с именами тех, кто брал Слезы Моря, и опустил в огонь. Тот жадно коснулся бумаги, превращая ее в пепел.

Я бы предпочла закрыть глаза и не смотреть, зная, что сейчас будет. Но надо оставаться сильной и смелой. В пламени пепел беспорядочно менялся, пока не сложился в имя.

Алэрин Маро.

Я смотрела на мерцающие синие буквы и не верила, что это вижу. Мир перевернулся, сузился до имени того, кого бесконечно любила. И все остальное исчезло. Вокруг шумели люди, что‑то кричали, но сознание отказывалось принимать действительность. Лотта сжимала ладонь, что‑то шепча. Кажется, она плакала.