Возможно, именно эти источники уязвимости наряду с новыми представлениями о грехе помогут объяснить, почему с развитием цивилизаций люди ощущали все более настоятельную потребность в богах с родительскими чертами – защищающих, утешающих, а если и требовательных, то хотя бы способных прощать. Во II тысячелетии до н. э. в одной месопотамской молитве к богу луны обращаются как к «милосердному и незлопамятному отцу». Правда, в той же молитве он назван «мощным быком со страшными рогами», чья «божественность внушает страх»44. По мнению ученого Торкильда Якобсена, в этом тысячелетии бога в Месопотамии представляли в виде «строгого, но любящего отца», а трепет, который он внушал, постоянно усиливал «конфликт с любовью к нему»45.

Египет тоже увидел эволюцию любящего бога-родителя. Сам Осирис, отмечает исследователь Дж. Гвин Гриффитс, был богом «страха и ужаса», прежде чем обрел более дружелюбный облик46. Во II тысячелетии до н. э. великий египетский бог Амон демонстрировал свою способность к милосердию, если судить по этому панегирику: «Мое сердце жаждет увидеть тебя, радость моего сердца, Амон, защитник бедных! Ты отец сиротам, муж вдовам»47.

Христиане поклоняются любящему Богу Отцу, многие придерживаются типично христианских представлений о Боге: если Бог Ветхого Завета – суровый и даже мстительный отец, то Бог Нового Завета, Бог, явленный христианством, – отец добрый и умеющий прощать. Эти представления слишком упрощены, и не только потому, что добрый и милосердный бог неоднократно фигурирует в Еврейской Библии, но и потому, что такие боги появлялись задолго до ее написания.

И как мы только что видели, то же самое справедливо для множества других важных ингредиентов христианства – опыта возрождения, Судного дня, нравственно обусловленной загробной жизни: во всем этом не было ничего нового.

Нам не следовало бы удивляться тому, что раннее христианство представляло собой несколько обновленную комбинацию духовных элементов, уже характерных для духа времени. Любая религия, развивавшаяся так же быстро, как христианство, была обязана удовлетворять самым общим человеческим потребностям, маловероятно, что эти распространенные человеческие потребности остались неудовлетворенными всеми ранними религиями.

Еще одна задача преуспевающей религии – удовлетворение ее собственной потребности оставаться жизнеспособным и связующим социальным движением. Называя разрушительное, подрывное поведение грехом, Павел стремился к тому, чтобы в первую очередь его церковь осталась невредимой.

Римляне пользовались в значении «невредимый» словом salvus. Им называли нечто цельное, исправное, в хорошем состоянии. Выражение salvus sis означало «да пребудешь ты в добром здравии». От salvus произошло английское salvation – «спасение». Выходя за пределы Израиля, в большой мир Римской империи, Бог продолжал преследовать ту же цель, что и в Древнем Израиле: обеспечивать «спасение» – оберегать социальную систему от сил разрушения и распада.

В том, как суть этой работы объясняли в Древнем Израиле и в Риме, есть разница. При раннем христианстве социальная система, о которой идет речь, представляла собой неправительственную организацию; это была лишь церковь, а не основанное на церкви государство, как в случае с Израилем. Тем не менее в обоих случаях для того чтобы религия оставалась долговечной и жизнеспособной, она должна была заботиться о том, чтобы система не страдала, должна была обеспечивать спасение на социальном уровне. Метод сохранения сплоченности церкви, избранный Павлом, – выявление разрушительного поведения, обличение греха, – можно назвать способом увязать спасение индивидуума со спасением общества.

Если дать достаточно широкое определение спасению индивидуума – как спасение его самого или его души от всевозможных бед – тогда становится ясно, что именно эта связь питала преуспевающие религии во многих местах в разное время. Полинезийская религия, которая карала воров нападениями акулы, ставила личное спасение в зависимость от поступков, способствующих спасению общества. То же самое относится и к месопотамской религии, боги которой посылали страдания людям, которые подвергали опасности здоровье окружающих, мочась в источники питьевой воды. И к Моисею, когда он изложил десять заповедей, а потом объяснил израильтянам, что Бог желал приучить их бояться его гнева, «дабы вы не грешили»48. (Постепенно проявился и характер внушаемого страха: тот, кто согрешил и не покаялся в своих грехах и не искупил их добросовестным трудом во время «грозных дней», рискует с большей вероятностью умереть в следующем году.)

Несомненно, поклонение Осирису в Египте связывало личное и общественное спасение, и поскольку в понятие личного спасения входило блаженство загробной жизни, эта связь укреплялась. Так была усовершенствована формула, которая, будучи принятой на вооружение последователями Иисуса, помогла христианству занять господствующее положение в Римской империи49. Позднее, как мы вскоре увидим, подобным образом происходила экспансия ислама. Невозможно отрицать эффективность этой формулы в превращении какой-либо из ныне господствующих мировых религий в господствующую.

Однако ее нынешняя эффективность – более сложный вопрос. Когда христианство царило в Риме и позднее, когда ислам находился на пике своего геополитического влияния, масштабы этих религий приблизительно соответствовали масштабам целых цивилизаций. Границы Римской империи были границами экономически и политически объединенного пространства, как и границы территории, на которой преобладал ислам. Да, обе империи поддерживали деловые отношения с людьми, живущими за пределами их территорий, но мировые государства еще не были той плотной паутиной, в которую превратились сегодня, – до глобальной цивилизации было еще далеко. И наоборот, нынешний мир настолько взаимосвязан и взаимозависим, что христианство и ислам, нравится нам это или нет, населяют единую социальную систему – планету.

Поэтому когда христиане, стремясь к христианскому спасению, и мусульмане, стремясь к мусульманскому спасению, оберегают свои религии, они не обязательно способствуют сохранению социальной системы, в которой живут. В сущности, иногда результат оказывается прямо противоположным. Прежде чем обратиться к этой проблеме, мы поговорим о том, как формировалось учение о спасении в исламе и какую форму оно приобрело.

Мекка (с. 349) Установление контакта с Богом Авраама (с. 352) Был ли Мухаммад христианином? (с. 354) • Фонетические следы Бога (с. 358)