– Зачем ты это делаешь?

– Ты о чем?

– Зачем все это? – Я взмахнула рукой в широком жесте, расплескивая шампанское. – Экстравагантный отель, потрясающий ресторан. Семейный отпуск. У нас никогда раньше не было ничего подобного.

Джейсон не сразу ответил и какое-то время просто вертел в пальцах бокал с вином.

– Возможно, нам следовало прийти к этому раньше, – сказал он наконец. – Возможно, мы с тобой потратили слишком много времени, стараясь выжить, тогда как нужно было просто жить.

Вернулась Ри; одной рукой она вцепилась в руку официанта, а в другой несла самую большую в мире вазу с мороженым. Судя по всему, выбрать один сорт оказалось проблематично, так что дочь взяла сразу три. Официант подмигнул нам, вручил каждому по ложечке и тихо удалился.

Джейсон и Ри набросились на лакомство. Я просто наблюдала за ними – у меня скрутило живот, и я чувствовала себя приговоренной к смертной казни, уже взошедшей на эшафот и теперь ждущей, когда опустится топор.

Джейсон вызвал такси, которому и предстояло доставить нас в отель. Ри достигла той стадии, когда избыток сладкого и поздний час превращают ребенка в гиперкапризное создание. Я к тому времени держалась на ногах уже не очень твердо. Три бокала шампанского ударили прямо в голову.

Когда Джейсон открыл дверцу такси, чтобы загрузить Ри, мне показалось, что он немного помягчел, но полной уверенности не было. Самообладания ему хватило бы на двоих, и даже два бокала шампанского, судя по всему, никак на него не подействовали.

Вернувшись в отель, мы даже сами отыскали наш номер. Я помогла Ри выбраться из ее «сказочного» платьица и влезть в ночнушку с изображением Ариэль. В наше отсутствие горничная неким чудесным образом преобразовала диванчик в кровать, на которой теперь лежали толстые шерстяные одеяла, четыре подушки и две завернутые в золотую фольгу небольшие шоколадки. Пока я искала дочкину зубную щетку, Ри съела обе шоколадки, а обертки попыталась спрятать под подушкой. Хитрость, возможно, и удалась бы, если бы не размазанное вокруг губ шоколадное пятно.

Я погнала ее в ванную – умыться, почистить зубы и расчесать волосы. Она визжала, скулила и хныкала почти все время, что мы этим занимались. Затем я сопроводила ее в спальню и затолкала в постель в обнимку с Крошкой Банни. Ри взяла с собой двенадцать книжек. Я прочла две из них, и веки ее сомкнулись еще до того, как я закончила последнее предложение.

Я уменьшила свет настольной лампы, выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь, оставив лишь небольшую щелочку. Ри не заплакала, что само по себе уже было добрым знаком.

В главной спальне я обнаружила мужа растянувшимся на кровати. Туфли Джейсон снял, пиджак бросил на стул. Он смотрел телевизор, но повернулся, когда я вошла.

– Как она?

– Устала.

– Держалась молодцом.

– Да! Спасибо.

– А тебе самой вечер понравился? – спросил он.

– Да. Понравился.

Я подошла чуть ближе к кровати – нерешительно, не зная, что делать, чего от меня ждут. Шампанское лишило меня последних сил. Но тут я посмотрела на мужа, на его длинное, поджарое тело, растянувшееся на дорогом белом одеяле, и тем чувством, которое я испытала, была отнюдь не усталость. Я не знала, куда себя деть, поэтому просто стояла, снова и снова выкручивая себе руки.

– Садись, – сказал он через минутку. – Я помогу тебе с сапогами.

Я присела на краешек кровати. Он встал, опустился на колени передо мной и обхватил первый сапог. Расстегнул «молнию», опуская ее медленно и осторожно, чтобы не зацепить кожу. Расправившись с правым сапогом, принялся за левый.

Я заметила, что лежу, откинувшись назад, чувствуя, как спускаются по моим икрам его пальцы, как накрывают они пятку моей босой ноги. Прикасался ли он вообще когда-нибудь к моим ногам? Может, когда я была на девятом месяце и не могла разглядеть собственные ступни… По крайней мере, я могла поклясться, что если такое и было, то чувствовала я совсем другое. Такое мне наверняка запомнилось бы.

Чулок не было, но я по-прежнему ощущала прикосновение его пальцев. Вот большой палец погладил свод стопы. Я попыталась отдернуть ногу, но он крепко держал ее другой рукой. Потом в движение пришли уже оба больших пальца. Они вытворяли что-то немыслимое, и я поймала себя на том, что выгибаю спину и тихонько постанываю от удовольствия; массаж после долгого вечера в кожаных сапогах – это…

Он перешел от правой стопы к левой, затем его пальцы пробежались снизу вверх по икрам, находя небольшие припухлости, разминая. Я ощутила, как он прикоснулся губами к подколенной ямочке, провел языком по внутренней стороне бедра. Ощущения были столь приятны, что я, будто пригвожденная к кровати, была не в силах пошевелиться, да и не хотела разрывать эти чары.

Если бы я открыла глаза, он мог исчезнуть, и я бы вновь осталась одна. Если бы произнесла его имя, он мог бы очнуться и сбежать к своему чертову компьютеру. Мне оставалось только одно – не шевелиться, не реагировать.

И все же мои бедра уже начинали двигаться сами по себе, и я остро ощущала каждое прикосновение шершавых подушечек его пальцев, шелковистую гладкость его чисто выбритых щек. Шампанское согрело меня внутри. Его руки согрели кожу.

И тут он встал и ушел.

Я втянула в себя щеки, чтобы остановить стон, уже готовый сорваться с моих губ. В уголках глаз набухли слезы; в тот момент я почувствовала свое одиночество более остро, чем чувствовала его во все те ночи, когда он покидал нашу постель. Это несправедливо, хотела крикнуть я. Как ты мог?

Я услышала, как щелкнула дверь между нашей комнатой и спальней Ри. Звук задвижки…

Вернувшись, он улегся рядом, и я почувствовала, как просела постель. Открыв глаза, я увидела, что муж, с которым я прожила пять лет, смотрит на меня сверху вниз. Его темные глаза уже не были такими спокойными, такими непостижимыми. Мне показалось, что он нервничает или даже смущается.

– Могу я тебя поцеловать, Сандра? – спросил он тем тихим голосом, который я так хорошо знала.

Я кивнула – да.

Мой муж поцеловал меня – медленно, осторожно, нежно.

Только тогда я поняла, что он все же услышал меня в ту, уже далекую ночь. Он не пытался меня убить. Нет, он пытался подарить мне второго ребенка.

Есть вещи, узнать которые лучше раньше, чем позже. Поговорив о чем-то раньше, можно предотвратить большую ложь. Набравшись смелости и заведя разговор заранее, предупреждаешь то, с чем позднее бывает уже трудно справиться.

Я занималась сексом с моим мужем. Или, скорее, мы занимались сексом друг с другом. И это был медленный, изысканный, осторожный секс. Даже пять лет спустя нам все еще приходилось учиться чувствовать друг друга, учиться для того, чтобы понимать: вот это «ах» означает, что я сделал что-то хорошее, а вот это – что самое время поубавить ход.