уже закутанный в одеяло из волчьей шкуры Илай обнаружил куратора сметающим снег со скамей в круглой беседке. Что за разговор он готовит? Внутри заворочалось дурное предчувствие. Жестом Михаэль пригласил его сесть напротив.

Слуг, к слову, как ветром унесло. Видимо, все сейчас кружились вокруг Клюкова-младшего, наследника этих земель, так что о гостях позабыли. Только вдали можно было заметить, как кто-то расхаживает у псарни да конюх с банщиком дружно счищают снег с крыши.

– Ты когда-нибудь задумывался о своем прошлом? – как бы между прочим осведомился Михаэль.

Нутро трусливо дрогнуло, но Илай удержал лицо.

– На самом деле постоянно, – признался он и задрал подбородок для храбрости. – У Леса мамка есть, мы даже гостили у нее. Октав так и вовсе с семьей живет. А у остальных… пустота.

Михаэль покивал.

– Я тоже был рожден в дворянской семье, правда, фамилия тебе ничего не скажет. Угасающий род Кустодеевых, – пояснил он с горечью. – Впрочем, род не угас бы окончательно, ведь у моих пожилых родителей все же родился я. Но слишком поздно, и слишком много сил положили они, вымаливая у серафимов наследника. Матушка ушла родами, а отец недолго нес родительское бремя. Он решил, что я – чудо серафимово, и решил вернуть долг с процентами. Когда выяснилось, что я… могу подойти Церкви, он передал меня в услужение. А заодно отписал Церкви все наследство. Когда пробудились мои глаза, его уже не было в живых. – Михаэль горько ухмылялся, прикрыв веки. – Знаешь, это ведь воистину удивительное совпадение – у всех отроков, преданных Церкви, обязательно пробуждаются глаза. Причем у всех в один день. Ты хоть думал, как это происходит?

Илай проглотил сухой ком в горле. Вот оно. Миг истины.

– Я в точности знаю как.

Образы из видений прошлого замелькали перед глазами. Илай зажмурился. Нет, позже. Сейчас он не готов переживать это сызнова.

– Вот как, – отозвался Михаэль и надолго умолк.

Илай поерзал на месте. Возможно, он все же зря это сказал? Вдруг за это знание грозит какая-то кара, а он поддался на простейшую провокацию.

– Что ж, это значительно облегчает дело, – наконец выдохнул Михаэль. – Даже если бы Катерина Андреевна оказалась мертва, тебе бы обо всем однажды рассказала Диана. Я никогда в ней не сомневался.

Поза ребенка перед зеркалом. Болезнь Дианы. Илай едва не подскочил на месте:

– Так Диана знает?!

Михаэль хмыкнул:

– Подумай сам: не удавалось еще вырастить малахита, подобного ей. Дианой движет сама природа, и как бы кто ни пытался заглушить ее воспоминания, они со временем восстанавливаются. Полагаю, она уже многое вспомнила.

Мысли закрутились со страшной скоростью, как спицы колеса. Монокль Октава, аструм Иммануил, закрытое око Инквизиции… Так вот кто стоит за его исчезнувшими воспоминаниями. Несмотря на теплую накидку, его пробрала дрожь.

– Сингония.

– Что?.. – севшим голосом переспросил Илай.

– Они называют ритуал пробуждения глаз сингонией. Что бы там ни делали, после остается сингон. Этот камень – поводок для каждого гемма. Нас всегда отыщут, вернут, и, скорей всего, сотрут неудобное. Да, не все геммы вырастали доблестными и честными, так что в какой-то мере это даже оправданно, но… Знаешь, я вам немного завидую.

От такого неожиданного поворота Илай заморгал, растерявшись:

– Простите?

– Я потерял многих друзей еще в учебке, а вы еще умудряетесь держаться друг за друга. Хорошо бы вам не потерять друг друга в будущем.

Пробормотав слова благодарности, Илай все же отметил про себя, что Михаэлю известно далеко не все.

– А вы знали, что Катерина Дубравина тоже гемм?

– Конечно, – кивнул куратор. – Но такого гемма никогда не было и больше не будет. Теперь ты понимаешь, почему псы Инквизиции так хотели ее заполучить? Они считают ее собственностью Церкви. Только там ее не ждет ничего хорошего.

Вот он – камень преткновения. Илай решил зайти с другой стороны:

– А что об этом думает Орден? О сингонах и обо всем этом.

Михаэль деловито закинул ногу на ногу.

– О, они прекрасно осознают, что сидят на привязи. Даже глава Ордена, Денис Маковецкий, наш бессменный генерал, – криво улыбнулся Сияющий Топаз. – Но, к сожалению, каждый предпочитает молчать. Тот же Габриэль никогда ни на что не решится, поэтому им все помыкают.

В том, как досадливо он поджал губы, Илай прочел глубочайшее разочарование в Сапфире.

– Получается, – осторожно начал Илай, – если мы передадим Катерину Андреевну отцу, мы совершим… клятвопреступление?

На это раз Михаэль подбирал слова долго. Так долго, что Илай начал замерзать по-настоящему. Наконец куратор все же заговорил:

– Ты ведь читал «Наставления Диаманта»? – Илай кивнул. Кто же их не читал? – В них он говорит, что никогда не стремился к власти. К счастью для нас всех, это правда. Я буду честен. – Михаэль подался вперед, заглядывая прямо в глаза Илая такими же ярко-желтыми глазами. – Даже если лично Диамант объявит мои устремления ересью и клятвопреступлением, я все еще предан стране и трону. А это гораздо значимей, чем верность Церкви.

Затем куратор отвел глаза. Проследив за его взглядом, Илай увидел идущую к ним Рину. На этот раз она была одета в скромное платье цвета корицы с белым передником. Поверх все так же красовался куцый заячий тулупчик. Выглядела она вполне довольной.

– Все геммы предпочли покорность, – вполголоса продолжил Михаэль, – а я начал свою борьбу давно и не намерен останавливаться. – Он поднялся на ноги и пошел навстречу к Рине. Но вдруг обернулся и обронил через плечо: – Я буду счастлив, если ты разделишь этот путь со мной. Не только ради себя, но и ради тех, кто тебе дорог.

Рина вприпрыжку прошла мимо Михаэля и, заложив руки за спину, объявила Илаю:

– А у тебя красный нос!

Илай заставил себя непринужденно улыбнуться, хоть от разговора с куратором у него все еще немело лицо.

– Так тебе разрешили оставить тулупчик?

Рина пожала плечами:

– А я не спрашивала. Сначала хотела, но этот господин показался мне таким противным, что я не стала.

Михаэль снова галантно поклонился:

– Не извольте переживать, сударыня. Эта дивная шубка – ваша. А теперь нас ждет столица.

Если бы можно было по своему желанию и безболезненно отойти в мир иной от стыда, Норма бы так и поступила, но увы. Поутру она плохо помнила, что именно наговорила Лесу и Диане, но что бы это ни было, оно заставило их действовать слаженно и на благо отряда. Верней, на благо Нормы. Пока она пускала слюни в подушку, Лес сбегал до лекаря и приобрел какую-то бодрящую микстуру, а потом наносил воды, которую разогрели на печи в подвале.