литовско-русских бояр и отвечал полякам уклончиво, ссылаясь на то, что смерть его брата пока остается сомнительной, не вполне подтвержденной. Целых два года длились переговоры между Литвой и Польшей, и Казимир продолжал уклоняться. Наконец поляки прибегли к решительному средству; они выбирают на свой престол одного из Пястов, именно мазовецкого князя Болеслава, и даже делают приготовления к его коронованию. Такое избрание грозило Литве, во-первых, войной за землю Берестейскую, на которую Болеслав имел притязания; а во-вторых, угрожало новым междоусобием с Михаилом Сигизмундовичем, притязания которого на литовский престол Болеслав, несомненно, стал бы поддерживать. Эти причины и убеждения матери, вдовствующей королевы Софьи, заставили наконец Казимира уступить и согласиться на свое избрание. В июне 1447 года совершилось торжественное его коронование в краковском соборе; на этом торжестве присутствовали члены Ольгердова дома, Свидригайло и Юрий Лугвеневич, а также и некоторые западнорусские князья[61].

Время, последующее за возведением Казимира на польский престол, отмечено целым рядом бурных сеймов, на которых поляки спорили с литвинами и русскими о своих взаимных отношениях. Таковы были сеймы в Петрокове, Люблине, Парчове, Серазде, Корчине и другие. Поляки явно стремились к обращению литовско-русских областей в провинции польского королевства, и прежде всего предъявили свои требования на всю Подолию, Волынь, а также на область Западного Буга (Подляхия). Староста польской части Подолья Федор Бучацкий успел захватить еще несколько замков в литовской части и занять их польскими гарнизонами. Литовско-русские вельможи сильно вознегодовали на этот своевольный поступок; на сеймах они горячо отстаивали целость своего государства и требовали возвращения тех подольских и волынских городов, которые были захвачены поляками. С той и другой стороны выставлялись исторические основания для своих притязаний. Литво-руссы доказывали, что Подольская земля была отнята у татар Ольгердом и отдана его племянникам Кориатовичам, которые построили там новые города или возобновили старые (Смотрич, Бакоту, Каменец и др.), храбро обороняя этот благородный край от татар, привлекли туда христианское население из соседних стран. А Волынь они считали приобретением Гедимина и его сына Любарта, следовательно, прямым наследием великих князей Литовских. Поляки со своей стороны, не совсем справедливо, ссылались на прежние завоевания этих земель королями Пястова дома, особенно Казимиром III; затем ссылались на Городельскую унию и другие договоры с литовскими великими князьями, особенно договоры с Сигизмундом, который по смерти своей уступал королю едва не все Литовско-Русское княжество. А Надбужанскую область они считали достоянием князей Мазовецких, хотя эта область еще недавно входила в удел Кейстута.

Поляки упрекали литво-руссов в измене клятвам, которыми была скреплена Городельская уния, и, ссылаясь на то, что теперь у них один и тот же государь, предлагали им отменить самый титул особого великого княжества и заменить его общим именем Польши. Литовцы отвергали подобные предложения и со своей стороны высказывали желание, чтобы из акта Городельской унии были исключены слова о вечном присоединении Литвы к Польше; так как эти слова тогда внесены без ведома литвинов, плохо понимавших латинский текст означенного акта. Кроме того, литовцы требовали от поляков возвращения захваченных ими западных частей Подолии и Волыни.

Незавидно было положение молодого короля между этими двумя враждебными сторонами, и он часто недоумевал, что ему делать и как поступать. Вначале, очевидно, он находился еще под влиянием своей привязанности к Литве и советов своего пестуна Гаштольда, так что противился требованиям поляков относительно присоединения Волыни и Подолии; что могло бы повести не только к неудовольствию, но и к явным мятежам в литовско-русских областях. Но с другой стороны, он не имел достаточно власти, чтобы укрощать назойливые притязания польских панов и духовенства, которые, кроме присоединения русских провинций, постоянно требовали от него клятвенного подтверждения разных для себя привилегий, полученных от Ягайла, и дарования новых, клонившихся к дальнейшему ограничению королевской власти. Между самими членами польских сеймов выступили тогда две большие и несогласные между собой партии: великополяне и малополяне. Первые были вообще умереннее и равнодушнее относились к вопросу о присоединении русских земель, с которыми они не находились в соседстве. Вторые, наоборот, отличались запальчивостью и неумеренностью в своих требованиях. Они явно стремились к захвату староств и всяких урядов, а также к захвату поземельных владений в соседних с ними русских областях. Главой малопольской партии являлся все тот же краковский епископ Збигнев Олесницкий; наделенный своим кардинальским достоинством, он не хотел уступать первое место на совещаниях и торжествах даже примасу королевства архиепископу Гнезненскому, за которого стояли великополяне. Первенствующее значение Олесницкого поддерживалось еще самой королевой-матерью Софьей. Эта королева, по происхождению русская и православная, теперь находилась под полным его влиянием, а злые языки утверждали, что она имела с ним не одно только духовное общение.

Казимир IV нередко должен был выносить гордый тон и суровые упреки со стороны краковского епископа и делал ему уступки. В одном только вопросе он оставался тверд. Олесницкий, главный виновник возведения на литовский престол Сигизмунда Кейстутьевича, теперь хлопотал за его сына Михаила и требовал, чтобы король помирился с ним и дал бы ему удел в Литовско-Русском княжестве. Но после известного покушения на его жизнь Казимир не хотел и слышать о Михаиле. Последний некоторое время пребывал в Московской земле. С помощью татар он нападал на северские области, которые хотел оторвать от Литовского княжества. Великий князь Московский Василий Темный поддерживал его притязания. Со своей стороны Казимир поддерживал соперников Василия, Ивана Можайского и Димитрия Шемяку. Потерпев неудачу в своих предприятиях с этой стороны, Михаил искал убежища в Молдавии, потом в Силезии, потом опять возвратился в московские владения. Но вследствие вновь заключенного с Литвой мира Темный отказал ему в дальнейшей поддержке. Одно, впрочем, не совсем достоверное, сказание сообщает, что Михаил Сигизмундович умер, отравленный каким-то игуменом; этот последний будто бы дал ему просфору со столь сильным ядом, что князь тут же упал и испустил дух. Испуганный такой быстрой кончиной, игумен, опасаясь мести от двоюродной сестры Михаила, великой княгини Софьи Витовтовны, будто бы тотчас вкусил той же отравы и точно так же умер (1452).

В том же 1452 году скончался в Луцке и бывший великий князь Литовский, престарелый Свидригайло. Пока он жил и владел большей частью Волыни как ленник Казимира IV, споры об этой области еще не имели решительного оборота. Но вопрос получил вполне жгучий характер, когда приблизилась кончина Свидригайло, и, с одной стороны, поляки готовились захватить весь Волынский край, а с другой — литво-руссы принимали меры, чтобы удержать его за собой. Всю жизнь гонимый поляками и питавший