к ним почти ненависть, окруженный волынскими боярами, Свидригайло на смертном одре принял меры, чтобы его удел остался за Литовским княжеством. Он призвал своего старосту Немира, князей Чарторыйских, боярина Юршу с другими вельможами и заставил их поклясться, что они по его смерти никому не отдадут Луцкую землю, как только послам великого князя Литовского. Что и было исполнено, то есть, когда он скончался, луцкие и другие важнейшие города его были тотчас заняты литовско-русскими гарнизонами во имя великого князя Литовского. Казимир в то время пребывал в Литве. Обстоятельство это сильно раздражало малопольских панов. Они взялись за оружие и объявили поход, чтобы силой отнять Луцк. Но, с одной стороны, сопротивление короля, с другой — отказ великополян принять участие в войне охладили рвение малополян, и они принуждены были ограничиться дерзкими укорами, обращенными к королю на сеймах, и горячими спорами с литовско-русскими вельможами. Распри эти одно время дошли до такого ожесточения, что подали повод летописцу сообщить довольно странное известие. Польские паны будто бы уговорились между собой воспользоваться сеймом (созванным или в Петрокове, или в Парчове) и тут изменнически перебить всех съехавшихся литовско-русских вельмож, чтобы тем легче завладеть их областями. Но сих последних предупредил один добрый поляк; тогда они ночью тайно покинули свой стан и уехали в Литву. Отсюда знатнейшие литовские вельможи, как Гаштольд, Кезгайло, Радивиль и некоторые другие, отослали польским фамилиям заимствованные у них гербы и стали печатать грамоты своими старыми печатями. После того королю стоило больших усилий мало-помалу успокоить взаимную ненависть и несколько помирить обе враждующих стороны[62].

На следующем Петроковском сейме 1453 года, где съехались одни поляки, Казимир, после долгих препирательств, должен был уступить их требованиям и не только подписал грамоту, подтверждавшую их права и привилегии, но и произнес присягу никогда не отчуждать от польской короны принадлежащие ей земли, в том числе Литву, Русь и Молдавию. Такая в общих выражениях составленная клятва, в сущности, ничего нового не прибавляла. Важнее то, что король обязался иметь при своей особе постоянную раду из четырех поляков и удалить от себя неприязненных Польше литвинов. Этот Петроковский сейм замечателен еще тем, что во время препирательств с королем поляки для обсуждения вопросов разделились на две избы или палаты: сенаторскую и рыцарскую (верхнюю и нижнюю).

Все подобные споры между поляками и литво-русью имели самое вредное влияние на важнейшие дела обоих государств. Так, молдавские господари, угрожаемые турками, хотя и признали себя вассалами Польши, но нередко отвергали свою зависимость, и только благодаря смутам и междоусобиям за престол в самой Молдавии поляки получали возможность вмешиваться в ее внутренние дела и поддерживать тем свое влияние. Особенно гибельны были русско-польские распри для южных русских областей, страдавших от татарских набегов. Татары не только безнаказанно опустошали и брали большой полон в пограничных землях Киевской и Подольской, но проникали иногда в земли Галицкую и Волынскую. Летописи указывают на отдельные подвиги некоторых польских и русских пограничных воевод, которым удавалось иногда собрать небольшую дружину и где-либо при переправе через реки или в лесных местах ударить внезапно на возвращавшиеся толпы грабителей и отнять у них хотя часть полоненного народа. Но вообще в этих войнах литво-русины и поляки редко помогали друг другу; так далеко простиралась их взаимная неприязнь.

В 1455 году скончался краковский епископ Збигнев Олесницкий, муж замечательного ума и характера, ревностный поборник католицизма и полонизма по отношению к Литовско-Русскому государству; но чрезмерными притязаниями относительно своего государя (напоминавшими историю Фомы Бекета и Генриха Плантагенета) он немало способствовал гибельному для Польши ослаблению королевской власти. Олесницкий умер в то время, когда Польша вступила со своим беспокойным соседом, Тевтонско-Прусским орденом, в новую и еще более решительную войну, чем то было при Ягайле и Витовте.

В Пруссии уже давно шла глухая борьба немецких городов и светских рыцарей-землевладельцев против притязаний ордена, то есть рыцарей-монахов, которые хотели держать в своих руках всю власть над страной, обременяя ее податями и налогами и стесняя торговлю городов, участвовавших в Ганзейском союзе. В конце XIV века некоторые светские рыцари заключили между собой конфедерацию или так называемое «Товарищество Ящерицы» (по отличительному его знаку) с целью отстаивать свои права против ордена; к этому товариществу присоединились постепенно почти все торговые города Пруссии. В возникшем споре его с орденскими властями римский папа и германский император склонялись на сторону ордена. Тогда прусская конфедерация обратилась к Казимиру, и в марте 1454 года ее уполномоченные подписали акт подданства Прусской земли польскому королю, выговорив в свою пользу разные привилегии относительно торговли, податей и управления. Но добровольное подданство надобно было утвердить оружием. Немецкий орден, несмотря на свой упадок, сохранял еще настолько силы и энергии, что оказал упорное сопротивление и даже нанес Казимиру большое поражение в битве под Хойницами в том же 1454 году. Затем война длилась с переменным счастьем целых 12 лет; пока Немецко-Прусский орден, истощив все усилия к сопротивлению, попросил мира, который и был заключен при посредстве папского легата в Торуне в октябре 1466 года. По этому миру к Польше отошли земли Хельминская и Поморская, города Мариенбург, Гданьск и Эльбинг; а восточная часть Пруссии со своей столицей Кролевцем или Кёнигсбергом осталась за орденом, но в некоторой вассальной зависимости от польского короля. Главная причина, почему война так затянулась и окончилась все-таки далеко не полным покорением орденских земель, заключалась в помянутых выше раздорах между поляками и литво-руссами. Последние почти устранились от участия в войне, и вся тяжесть ее пала на Польшу. Таким образом, составляя политическую унию, имея теперь одного общего государя, две страны на этот раз действовали с меньшим единодушием и энергией, нежели в эпоху Ягайла и Витовта, то есть в эпоху битвы при Танненберге. Один польский историк (Длугош) уверяет, что в Литовско-Русском княжестве противники существовавшей там польско-королевской партии завязали даже тайные сношения с немецким орденом.

Во главе польско-королевской партии стоял боярин Монивид, воевода Трокский; а руководителем литовской оппозиции являлся тот самый Гаштольд, который был прежде дядькой Казимира и главной опорой его при утверждении на литовском престоле. Партия же собственно русская и православная искала своего средоточия в князе Киевском Симеоне Олельковиче.

Первым удельным киевским князем из дома Гедимина был внук его Владимир Ольгердович. В его продолжительное тридцатилетнее княжение (1362–1392) Киев успел отдохнуть, обстроиться и вообще оправиться от своего упадка и разорения, причиненного Батыевым погромом. Усвоивши себе православие и