есть бывших сторонников Свидригайла. Заключению в тюрьму, лишению имущества и даже казням подвергались члены самых знатных родов. Мало того, Сигизмунд делал попытки стеснять феодальные права князей и бояр в их собственных владениях и оказывал покровительство земледельческому классу; не доверяя вельможам, он стал приближать к себе людей незнатного происхождения, раздавая им земские уряды и поместья, отнятые у опальных князей и бояр. А когда Сигизмунд разослал приказ собраться на великий сейм, то был пущен слух, будто этот сейм есть только западня, приготовляемая для окончательного истребления князей и бояр. Будучи не в силах открыто свергнуть тирана, окруженного польской стражей, недовольные составили тайный заговор. Во главе его стали один из русских удельных князей Иван Чарторыйский, Довгерд, воевода Виленский и Лелюш, воевода Трокский. К участию в заговоре они привлекли одного из собственных слуг тирана, его подконюшего киевлянина Скобейку. Для исполнения своего замысла заговорщики воспользовались сенной повинностью, то есть доставкой из волостей запасов сена в княжеские конюшни.

Сигизмунд имел свое местопребывание в Большом Трокском замке. В марте 1440 года в ночь на Вербное воскресенье на двор замка въехало триста саней с сеном; но в них было спрятано по два или более вооруженных человека, да при каждом возе находился особый погонщик, всего, следовательно, около тысячи или более. Когда началась заутреня, сын Сигизмунда Михаил из замка отправился с княжьими дворянами в город, в кафедральную церковь. Тогда скрытая в возах дружина вышла наружу, заперла ворота замка и, предводимая Чарторыйским, вошла в великокняжий терем. Престарелый Сигизмунд, не выходя из своей ложницы, слушал богослужение, совершавшееся в смежной дворцовой каплице. При нем был постоянно любимый ручной медведь, игравший роль верного сторожа; когда он выходил на двор и потом возвращался к ложнице, то обыкновенно лапой царапал дверь. Заметив, что медведь в ту пору ходил по двору, князь Чарторыйский и Скобейко, подражая его царапанию, ввели в заблуждение Сигизмунда, и он отпер дверь. Тотчас заговорщики ворвались в покой и осыпали великого князя бранью за его поступки с боярами; затем Скобейко схватил железные вилы, которыми поправляют дрова в камине, и с такой силой ударил старика в голову, что кровь и мозги забрызгали стену, на которой долго потом сохранялись их следы. Любимец и приближенный великого князя, какой-то Славко, пытавшийся закрыть своего господина от убийц, был выброшен в окно и при падении разбился до смерти. Самое тело великого князя в санях вывезли на озеро и там оставили его на льду. (После оно было с честью погребено в виленском соборе рядом с Витовтом.)

Когда весть о страшном событии распространилась по городу и произвела смятение между жителями, Михаил Сигизмундович со своей дружиной бежал в Малый Трокский замок, расположенный на острове посреди озера, и там заперся. Лелюш занял большой замок именем великого князя Свидригайла и вывесил на главных воротах его белое знамя; то же сделал Довгерд в Вильне; но один из двух виленских замков, именно Верхний, был также захвачен сторонниками Михаила. Меж тем нарочные гонцы уже поскакали в Молдавию и разыскали там Свидригелла. Он поспешно отправился на Волынь и прибыл в Луцк, где радостно был встречен жителями. Множество заключенных Сигизмундом в разных крепостях Литвы и Руси, теперь выпущенных на свободу, увеличивали общую радость по поводу избавления от тирана. Только литовские простолюдины не разделяли этой радости и сожалели о смерти своего покровителя. В следующем, XVI веке один из польских историков говорит, будто он сам слышал жалобную песнь литвинов, в которой они оплакивали смерть своего Жигмонта, убитого русинами.

Вместо того чтобы спешить в Вильну и Троки и упрочить за собой вновь выпавший ему великокняжеский престол, Свидригелло, удрученный преклонным возрастом, медлил в своем любимом Луцке; а тем временем обстоятельства снова переменились не в его пользу.

В местечке Олыпанах (ныне Ошмянского уезда) у князя Юрия Семеновича собрались знатнейшие литовские сановники, каковы Гаштольд, наместник Смоленский, Кезгайло, наместник Жмудский, Николай Немирович, староста Виленский, Николай Радивиль, маршал Литовский, и некоторые другие. Посоветовавшись между собой, они решили отстранить обоих соперников, Свидригайла и Михаила, и призвать на литовский престол младшего Ягайлова сына Казимира, еще очень юного; литовским вельможам представлялась надежда воспитать его в обычаях страны и пока самим управлять ею. А главное, этот выбор упрочивал тесный союз с Польшей и в то же время давал Литве особого от Польши, самостоятельного государя. Польские вельможи со своей стороны полагали, что ближайшее наследственное право на литовский престол принадлежало их королю Владиславу III; но случилось так, что этот последний незадолго перед тем соединил на своей голове с польской короной и корону угорскую. Дела Угорского королевства и начавшиеся войны с турками отвлекли его в другую сторону, и он легко согласился передать Литовско-Русское княжество своему брату. Однако, по настоянию польских панов, Казимир был отправлен в Литву не как самостоятельный государь, а как наместник польского короля, пользующийся титулом просто князя, то есть не великого. Литовским вельможам это условие крайне не понравилось, и, если верить летописному рассказу, они прибегли к следующей хитрости. Юный Казимир в сопровождении некоторых польских сенаторов и многочисленной блестящей свиты прибыл в Вильну. Литовские вельможи устроили роскошное пиршество и так усердно напоили своих гостей, польских сенаторов, что те все следующее утро проспали глубоким сном. А в это утро успело совершиться торжественное коронование Казимира в виленском кафедральном соборе; его посадили на великокняжеский престол, надели на него шапку Гедимина, подали ему меч и покрыли великокняжеской мантией (3 июля 1440 г.). Поляки были разбужены громкими кликами, которыми народ приветствовал своего нового государя. Польским сенаторам, получившим по этому случаю богатые подарки, не оставалось ничего более, как скрыть свое неудовольствие и также принести поздравления великому князю.

В трудное время пришлось юному Казимиру начать свое княжение в Литовско-Русском государстве. Предыдущие смуты и междоусобия сопровождались разными физическими бедствиями: страшные морозы, повлекшие за собой неурожай, сильные разливы рек, моровые поветрия, голод — попеременно или вместе упоминаются у летописцев. Притом далеко не все области с самого начала признали Казимира великим князем; польский король также не утвердил его в этом достоинстве; а недовольные оборотом дела поляки выказали готовность поддерживать соперников Казимира, чтобы раздробить великое княжество и тем легче потом привести его в полную зависимость от польской короны. Так Болеслав-Свидригайло получил находившуюся в его руках Волынскую землю и часть Подолии в лен от польского короля. Михаил Сигизмундович соединился с мазовецкими князьями, отдав им землю Берестейскую;