За семьдесят два часа до этого Линь Цзябай принес на съемную квартиру Ван Чанчи двести тысяч юаней в черном полиэтиленовом мешке. Он швырнул эти деньги на расшатанный за многие годы обеденный стол, а тот вдруг взял и развалился, словно выдержать такое было выше его сил. Впечатленный этим Ван Чанчи даже почувствовал, как под его ногами задрожал пол и прокатилось несколько ударных волн. Линь Цзябай хотел было на что-нибудь присесть, но в этом доме, казалось, каждая табуретка была готова проколоть его задницу, поэтому он предпочел по стоять. Включив компьютер, Линь Цзябай показал Ван Чанчи видеозапись, на которой он вместе с Дачжи и Фан Чжичжи, весело улыбаясь, смотрели в объектив. Дачжи веселился больше всех, на его щеках играли ямочки. В своих руках он, высоко подняв, держал открытую сберкнижку. Кадр стал медленно приближаться, цифры надвигались, пока не достигли размеров экрана. Ван Чанчи увидел, что на счете у Дачжи лежала сумма с восемью разрядами, после единицы в ней значилось семь нулей.

— Ты хорошо разглядел? — задал вопрос Линь Цзябай.

Ван Чанчи кивнул головой и про себя подумал: «Папа, мама, я продал себя, продал за хорошие деньги. Моя жизнь, возможно, стоит даже дороже, чем вся наша деревня, нет, чем все наше село и даже весь наш уезд. Так что ваш сын отличился».

В тот же вечер Ван Чанчи пошел в банк и перевел эти двести тысяч на счет Ван Хуая. Сначала он хотел было съездить домой, да и Линь Цзябай согласился дать ему время, чтобы он попрощался со своими родителями. Но Ван Чанчи побоялся, что, увидав родных, нарушит свое слово и не оправдает доверие. Он переживал, что ситуация может измениться к худшему, что его бегство разрушит счастливую жизнь Дачжи, но больше всего он боялся себя, что на него вдруг найдет помутнение и он первый расправится с Линь Цзябаем. Всякий раз, когда Ван Чанчи приходила в голову эта мысль, его бросало в холодный пот, и он досадовал, что время тянется слишком медленно и нудно.

Сорок восемь часов назад он постучался в дверь к Лю Цзяньпину. Он не беспокоил его больше десяти лет, тот уже успел сменить адрес. Но Ван Чанчи пришлось наплевать на свою гордость и все-таки найти его. Дверь ему открыла Сяовэнь, его бывшая жена. Ван Чанчи давно знал, где она и с кем, поэтому отнесся к этой встрече совершенно спокойно. Однако у Сяовэнь от удивления чуть не выпала челюсть, она никак не ожидала, что Ван Чанчи сможет их разыскать. Больше десяти лет назад, примерно дней через десять после исчезновения Сяовэнь, Ван Чанчи решил наведаться к Лю Цзяньпину. Еще с улицы он заметил, что в его квартире горит свет, но когда он поднялся по лестнице и постучал в дверь, свет вдруг погас. Ван Чанчи даже подумал про себя: уж не от стука ли в дверь вырубилось электричество? Ему казалось, что у Лю Цзяньпина не было причин скрываться от него, может быть, Ван Чанчи просто перепутал окна? Тогда Ван Чанчи снова вышел на улицу и посмотрел на дом — никакого света в окне Лю Цзяньпина он не увидел, за ним было черным-черно, словно его покрыли темной краской. В тот момент Ван Чанчи переживал тяжкие времена, его душевное состояние упало до критической точки. Дачжи он отдал в чужие руки, Сяовэнь от него ушла, и он пришел к Лю Цзяньпину, чтобы тот составил ему компанию за бутылкой водки и выслушал накопившуюся в его душе горечь. Он не ожидал, что Лю Цзяньпина вдруг не окажется дома. В этом большом городе у Ван Чанчи, кроме Лю Цзяньпина, не было никого, кому бы он мог поплакаться. Немного постояв, он присел на корточки у дороги и принялся ждать, думая, что Лю Цзяньпин вот-вот вернется. Он прождал час, но тот так и не появился. Только Ван Чанчи встал, собираясь уходить, как вдруг услышал, как где-то наверху открывается окно и чей-то голос уговаривает кого-то остаться. Он опрометью бросился к стене дома и увидел, как из окна высунулась голова Лю Цзяньпина. Оглядев пространство у дома и никого не заметив, он нырнул обратно, после чего окно гулко закрылось. «Так, значит, этот щенок дома, почему же он не открывает?» — подумал Ван Чанчи. Рассерженный он взбежал наверх и громко забарабанил в дверь. Лю Цзяньпин чуть приоткрыл щелку и, растопырив пальцы в нетерпеливом жесте, красноречиво выдохнул: «У меня тут любовное свидание. Я ее уже почти уломал, можешь отвалить на несколько дней?» Ван Чанчи, скрестив руки и запрятав их в рукава, гневно удалился. Через несколько дней он пришел к Лю Цзяньпину снова, но хозяин квартиры сказал, что тот съехал. С тех самых пор Лю Цзяньпин словно испарился. Спустя год, когда Ван Чанчи прибыл на одну из стройплощадок для покраски дверных коробов, он увидел там Лю Цзяньпина. Во главе десяти с лишним человек он растягивал над головой транспарант и, весь красный от напряжения и крика, помогал страждущим отстоять свои требования по выплате заработной платы. Ван Чанчи сдвинул на глаза кепку, надел на себя маску, дождался, когда все разойдутся, после чего сел на новенький мотороллер, поехал за Лю Цзяньпином и выяснил его новый адрес. В свое время Лю Цзяньпин с ним даже не попрощался, что было странно и подозрительно. Но теперь все сомнения Ван Чанчи разрешились: Хэ Сяовэнь действительно жила с Лю Цзяньпином. Неудивительно, что Ван Хуай во время своего гадания сказал, что увидел Сяовэнь за бумажным окном, но пробиться в него не смог. Как оказалось, Ван Чанчи и Сяовэнь и правда отделяло друг от друга всего ничего. Однако, немного поколебавшись, он все-таки решил тогда молча уехать. Его собственная семья уже распалась, разрушать еще одну семью ему не хотелось.

Сяовэнь пригласила Ван Чанчи войти. Лю Цзяньпин налил чаю. Все трое сидели в гостиной, соревнуясь, кто кого передышит, и никто не желал начинать разговор первым. Двери в обе спальни были закрыты, в гостиной возвышался холодильник, в ванной виднелась стиральная машина, на кухне — бутыль с соевым соусом известной марки. «Живут они неплохо», — отметил про себя Ван Чанчи.

— А дети? — спросил он вслух.

Лю Цзяньпин выкрикнул в сторону одной из комнат:

— Цинъюнь, Чжишан, выходите.

Дверь, хлопнув об стену, открылась, и к ним выбежали двое чистеньких белолицых малышей. Мальчик прижался к маме, девочка — к папе, и оба боязливо уставились на Ван Чанчи.

— Поздоровайтесь с дядей Ваном, — сказал им отец.

Дети в один голос повторили: «Здравствуйте, дядя Ван!» У них были ровные белые зубки, розовые щечки и милые выражения на лицах.

— Цзяньпин, — сказал Ван Чанчи, — можешь сказать своим детям, чтобы они хотя бы разок назвали меня па пой? Я так хочу услышать слово «папа», что у меня даже сводит горло.

Лю Цзяньпин уставился на Сяовэнь, та уставилась на детей. А дети надули губки и нахмурились. Тогда Ван Чанчи вынул сберегательную книжку, положил ее на стол и сказал:

— Эти деньги я заработал, пока десять с лишним лет работал маляром, пусть это будет детям на учебу.

— А тебе деньги больше не нужны? — спросил его Лю Цзяньпин.

— Я разбогател, — ответил Ван Чанчи.

— Интересно, на чем?

— Не спрашивай, в любом случае мне, Ван Чанчи, уже больше не придется переживать о деньгах.

Лю Цзяньпин подмигнул своим детям и сказал:

— А ну-ка, быстрее скажите «папа».