Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двери пентхауса, освещённого всеми электрическими огнями, распахиваются навстречу Харин, и она заходит внутрь, оставляя пакет с контейнерами на столике у входа. Где-то в глубине многочисленных комнат играет музыка, тихая, похожая на классику. Каягым, что ли?..
– Бэм? – зовёт Харин, аккуратно осматриваясь. Из-за широкой колонны, украшенной гирляндой, словно готовящейся к Рождеству, показывается хозяин апартаментов и сносит Харин, прыгая к лисице прямо со ступеней. Харин ахает.
– Приш-ш-шла! – шипит ей в ухо змеёныш и стискивает в таких объятиях, словно предком его действительно была богиня – женщина-медведь, легендарная жена Тангуна[68]. Харин треплет белобрысую макушку Бэма, его отросшие волосы касаются её плеч. Ну и шевелюру отрастил! А волосы-то какие тонкие…
– Ты совсем не кормишься? – ругается Харин и отстраняется от змеёныша. Осматривает его с головы до ног, хмурится – вид ей не нравится совершенно. Он словно опять подрос, вытянулся, раз кожа на руках и скулах так натянута, такая тонкая – можно тронуть иглой и проколоть насквозь его тело…
– Я ел в шесть вечера, – улыбаясь так широко, что сводит скулы, отвечает Бэм. На нём одежда чуть висит – видно, что совсем новая, и, может, это стиль такой, но Харин кажется, будто имуги худее, чем она запомнила.
– Я принесла домашней еды, – говорит она, кусая губы. – Поешь сейчас, чтобы я видела.
Бэм закатывает глаза – узкие зрачки сверкают на фоне его бледно-зелёных радужек, – но послушно подхватывает контейнеры с едой и ведёт Харин в дальний зал пентхауса, по пути рассказывая о своих успехах.
Две премии государственного масштаба, выход на международный рынок, первые места в топ-чартах мира, звание самой популярной корейской группы уходящего года…
– Рождественскую слышала уже? В десятке Биллборд-хот-сто, – хвастается Бэм. Многочисленные браслеты на руках и цепочки на шее у него звенят при каждом шаге. Харин осматривает его с беспокойством, но помалкивает. Она только приехала, не нужно напирать со своими нравоучениями сразу же. Но как же хочется залепить ему оплеуху за то, что не следит за здоровьем! Думает, Харин не в курсе, что пару месяцев назад он попал в больницу с истощением после концерта.
Трудоголик несчастный.
Джи встречает их в комнате с широким светлым диваном, перед которым на низком столике расставлены какие-то закуски: чипсы, сухарики, газировка. Харин замирает в дверях, смотрит сперва на ёндона, в глазах которого читается предупреждение, а потом на имуги, теребящего рукав своей кофты с капюшоном.
– Почему на ночь тащишь в рот всякую гадость? – рявкает Харин, не сдержавшись. – Только что по врачам таскался с подозрением на аппендицит, а снова жрёшь всё вредное!
– Ты откуда знаеш-ш-шь? – дёргается Бэм. – Джи, ты меня ей с-с-сдал!
– Неправда! – возмущается Джи.
– Успокойся, сама догадалась, – отрезает Харин. – Много ума не надо, чтоб за тобой по соцсетям последить. Твои фанаты тебя с-с-сдают.
Бэм почти перестал шепелявить и срывается в змеиное шипение, только когда сильно нервничает или когда позволяет себе расслабиться в присутствии тех, кто знает о его истинной природе. В обычное время он собран больше, чем кто-то может себе представить: ест вместе со всеми то, что дают (хотя признаётся, что ему хочется свежей курочки), спит, как все его друзья в группе (хотя имуги – ночной монстр и днём чувствует себя уставшим). То, что ему приходится скрывать необычный акцент, – не самая странная особенность, с которой приходится мириться змеёнышу в мире людей.
– Я немного ем, – оправдывается Бэм и косится на Джи. Тот пожимает плечами – «Нет, друг, против Шин Харин я выступать не стану».
– Ладно, не надо передо мной на цыпочках ходить, малявка, – вздыхает Харин. – Поешь сейчас, я тебе сырой говядинки принесла.
Пока Бэм, радостно улыбаясь, уплетает сырое мясо, которым его не накормит ни вездесущий менеджер «Хэй-севен», ни личный агент (Харин подозревает, что он квисин, но Бэм говорит, что за ним не замечено ничего сверхъестественного), Джи прибирается в комнате. Харин наблюдает за довольным имуги почти с родительской гордостью.
Она выхаживала этого змеёныша, когда все были против – и Хан Союль, с которым она тогда состояла в браке, и Тангун, у которого были свои планы на лисицу. Возиться с имуги её никто не просил, но в первую же их встречу Бэм, брошенный всеми ребёнок без родителей, напомнил Харин младшего брата Мучи, хоть и не выглядел трёхлеткой. В семнадцатом веке, когда Харин только стала кумихо, Бэм уже выглядел как её ровесник. Ей было двадцать шесть лет, Бэму – около десяти, судя по его воспоминаниям о ранних годах. На вид оба выглядели одинаково молодыми и одинаково растерянными. Харин училась жизни среди монстров, Бэм – жизни в принципе. На том они и сошлись.
Когда Харин вышла замуж за Союля, встречи с Бэмом пришлось сократить – оказалось, токкэби и имуги не могут существовать рядом, поскольку их противоположная друг другу природа превращает во врагов. Позже выяснилось, что Союль безбожно врал, но к тому моменту, как Харин с ним разошлась, Бэм уже кое-чему научился и присмотра не требовал.
Теперь, спустя четыреста лет, Сон Бэм совсем самостоятельный. Ему не нужно напоминать о том, что нападать на смертных нельзя, не нужно прятать его от королевского бюро расследований, разыскивающего маньяка, который покалечил десятерых в доме кисэн, потому что какой-то пьяный чиновник напоил его макколи[69]. Теперь Бэм сам себя калечит во имя неизвестно каких целей.
Джи говорит, что он достоин восхищения: Сон Бэм сам выбрал путь айдола, преодолел множество трудностей, чтобы занять место на сцене рядом с другими участниками «Хэй-севен», и ему пришлось труднее, чем остальным, потому что он изначально не был человеком, не был приспособлен к их изнуряющему труду. Несмотря на то что Бэм – монстр, он слабее всех, кого Харин знает. Порой она боится, что он слабее даже простого человека, и эта мысль приводит её в настоящий ужас.
Сон Бэм выглядит хрупким мальчиком, нуждающимся в защите, только вот Харин неспособна оградить его от всех человеческих бед.
– Как поживают твои друзья? – спрашивает Харин, прогоняя навязчивую идею забрать Бэма обратно под свою опеку и насильно лишить возможности выходить на сцену. Парень гробит себя, ломает свою природу, а она просто наблюдает за ним и ничего не может поделать. Потому-то Харин и не ходит на его концерты – смотреть, как мальчишка, в чьём теле сил не так много, танцует и