Несмотря на непогоду, я решила немного пройтись. Сколько лет я не была в Ленинграде! И вот что характерно: к этому, в общем-то, чужому городу я испытываю особые, родственные, что ли, чувства, и соскучилась по нему, а к родному Жданову, вернувшему свое исконное имя Мариуполь, я не испытываю тоски. Моих сил хватило дойти до Иоанновского моста, ведущего в Петропавловскую крепость. И опять воспоминания. Группа туристов из Белоруссии и экскурсовод, с ними я, молоденькая девчушка-провинциалка.

Пришлось мне вернуться и влезть в новый вид общественного транспорта – маршрутное такси. Пожалуй, это редкий случай удачного решения хотя бы одной проблемы.

Микроавтобус ходко бежит по мосту, через лобовое стекло уже видны надгробные камни бывшего плаца, как полощутся изрядно выцветшие стяги, как слетают листья с кустов сирени. И тут воспоминания: как мы с девчонками после демонстрации, кстати, тоже в ноябре, устроились на скамье под кустом сирени и весело отметили праздник – пятьдесят третью годовщину Октябрьской революции.

«Латвия» свернула на Садовую улицу. «Выйду у дома Наума», – решила я. Интересно, что демонстрируют в кинотеатре «Молодежный». О Науме я стараюсь не думать. Двадцать лет – срок большой. Определенно, он был осужден, такие преступления в то время карались строго. Выжил ли в колонии этот эстет, реставратор и мошенник? Если выжил, что стало с ним после?

«Небеса обетованные» Эльдара Рязанова – это я прочла на афише. Где ты, Артем Фролов? Физиономия Лии Ахеджаковой хитро смотрела на меня. Нет, Лия, в кино я не пойду. Мне кушать хочется. Не пойду я в ресторан «Невский», и не потому, что рядом нет сотрудника ОБХСС. Прошлое. Оно неотступно следует за мной.

В этот день я столовалась в ресторане «Метрополь». Наверху, в грушевом зале, справляли свадьбу. Судя по тем тостам, что доносились сверху, там вступали в семейную жизнь студенты.

Не было в моей жизни свадьбы. Как не было, по сути, и полноценной семьи. И не будет уже.

Я доедала судака, когда меня окликнули.

– Ирина, неужели это Вы?

Поодаль стоял Павел Михайлович. Машу ему рукой.

– Честно говоря, не надеялся Вас встретить. Тем более в этом ресторане. Обычно сюда ходят мужчины с дамами сердца, так сказать.

– Так Вы намекаете, что я опустилась до уровня публичной девки?

– Упаси боже! Просто я предлагаю Вам перейти за мой столик.

– Быть вашей дамой сердца?

Пикировка продолжается.

– Скажу, не таясь, Вы запали в мое сердце.

– Что же, и Вы мне не безразличны. Ведите меня, сударь.

Запомним этот день, восемнадцатое ноября 1991 года.

Члены ГКЧП сидят в Матроской тишине.

Вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр СССР Валентин Павлов, министр внутренних дел СССР Борис Пуго, министр обороны СССР Дмитрий Язов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, первый зампред Совета обороны СССР Олег Бакланов, председатель Крестьянского союза СССР Василий Стародубцев, президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александр Тизяков. Я перечислила состав Комитета для того, чтобы вам было понятно, как мы, люди, приверженные идеям государственности, отнеслись к этому событию, что тут же было названо путчем.

Павел Михайлович занял столик у стены. Столик на двоих.

– Вы ждали кого-то?

– Вас я жду с того момента, когда расстался с Вами у Вашего дома. Минутами раньше я решил, что на неделе обязательно приеду туда, обойду все квартиры, но найду Вас.

Слушала его и не верила. Кто-то так уже мне говорил. И что? Да ничего. Сгинул во времени. Не судьба мне иметь настоящую семью, верного мужа, друга, опоры в жизни. Все сама да сама. Павел вдруг замолчал. На столе графин и скромная закуска. Так обычно едят люди скромного достатка и не в ресторанах.

– Вам что заказать?

– Благодарю. Я уже свою трапезу закончила.

Мне действительно не хотелась ни пить, ни кушать.

– Что же, тогда и я свернусь. Перекусил и будет.

Выходит, то, что сейчас было на столе, – это всего лишь легкая закуска.

– Я забыла расплатиться.

– Не озабочивайтесь этим. Я оплачу.

Нет уж. Я женщина самостоятельная и обеспеченная, могу заплатить за себя. Встала и пошла к своему столику, а там и официант на стрёме.

– Я думал, Вы из тех, кто погулял и слинял.

– А я не слинял. Я рад видеть Вас.

Он говорит на английском. Наслушалась я иностранных речей.

Как мы рады, как мы рады. Парень прилично говорит по-английски, и, если он рад, то и я рада. Мы оба ошиблись. Дала официанту на чаевые и пошла восвояси. О Павле позабыла. Вышла на Садовую улицу, в Гостином дворе за балюстрадой второго этажа очередь. Пригляделась – о боже! – люди стоят за туалетной бумагой.

– Сбежали с поля боя? – Павел тут как тут.

– Если для Вас завтрак в ресторане с дамой является боем, то что же говорить о более интимном?

– Вы отчаянная женщина.

Мне этот бывший выдающийся изобретатель начинает надоедать. Как обманчиво первое впечатление. Но и меня понять можно. Столько лет пребывать в добровольной схиме – тут любой более или менее прилично выглядящий и говорящий членораздельно субъект в штанах покажется рыцарем.

– Помнится, Вы говорили о семье, которую Вам приходится кормить извозом.

– Моя старушка развалилась и восстановлению не подлежит, так что остался я без средства производства. Намерен устроиться на платную автостоянку.

Честно говоря, мне его заботы до лампочки. Мне бы самой как-нибудь устроить свою жизнь. Хотела уже распрощаться, но тут мелькнула мысль: а не предложить ли ему поработать в моем будущем предприятии? Наслышана я о том, как атакуют частных предпринимателей разные бандгруппы. Будет у нас с Верой Петровной свой охранник. Мужик он крепкий, на здоровье не жалуется.

– Послушайте, Павел Михайлович, а если я Вам предложу работу, вы согласитесь?

– Я так и знал, что Вы настоящий современный деятель.

Тон, с которым это было произнесено, покоробил меня, и я тут же парировала.

– Если Вы в слово «деятель» вкладываете ироничный смысл, то я отрицаю это. Я деятельный человек, и никто этого у меня не отнимет. Позвоните мне через неделю.

Как я была наивна, предполагая, что смогу за неделю оформить документы на кооператив. Продиктовала Павлу свой домашний – другого-то нет – телефон и пошла в Гостиный двор. Нет, не стоять в очереди за туалетной бумагой. Хотелось побыть одной. А где как не в толпе человек чувствует себя особо одиноким? Кроме того, мне надо что-то купить из зимней одежды. В Европе такое занятие прозвали американским shopping – так и хочется переиначить в неприличное.