И тут я оплошала. Даже обыкновенного пальто на ватине и с меховым воротником не было. Придется ждать контейнера с Мальты. Свои прежние зимние вещи я раздала перед отъездом за границу. Все равно их съела бы моль.

Побродив по анфиладам Гостиного двора, изрядно помятая толкающимися покупателями, сердитая на все и вся, но больше всего на самоё себя, я вышла на Перинную линию. Надо быть полной идиоткой, чтобы не приобрести по дороге домой в магазинах при аэропортах хотя бы какую-нибудь зимнюю одежду. Теперь придется тратить бонны. Так я предполагала, а вышло иначе. Вера Петровна из отреза английского ратина – сберегла с прежних времен – сшила мне превосходное пальто. Что там французские модельеры!

Двадцать пятого ноября, это был понедельник, я с набором необходимых документов сидела в приемной начальника Регистрационной палаты товарища – ещё товарища – Товчина. Почти час я отсиживала пятую точку на кожзаменителе. Попа вспотела!

– Ирина Анатольевна, – начал гундосить товарищ Товчин, заглядывая в мои бумажки. – Эти документы вы оформили не по форме.

– Во-первых, эти документы оформляла не я, а такие же чиновники, как Вы. Во-вторых, если у Вас тут такой порядок, то неплохо было бы устроить стенд с образцами правильно оформленных и необходимых документов.

– Я учту Ваше замечание, а пока возвращаю Вам Ваш пакет. Желаю успехов.

Так бы и врезала в его красивое еврейское лицо этим самым набором. Спустя неделю, уже после моего визита к Маневичу, товарищ Товчин мне не казался сильно противным. Субординация – великая сила.

В тот день, когда трое подписали в Беловежской пуще преступное соглашение, я получила уведомление о том, что мне разрешено открыть кооператив по пошиву верхней одежды. Свое предприятие я назвала по имени одного из пригородных поселков – «Ольгино». Павла Михайловича я оформила в качестве подсобного рабочего, но изустно в его обязанности входило обеспечение безопасности кооператива и его имущества.

Ленинград переименовали в Санкт-Петербург. Наше с Верой Петровной предприятие мы устроили в одном из подвалов на Петроградской стороне. Монеты текли, словно песок между растопыренных пальцев.

Сопротивляясь ветрам природным и бюрократическим, мне удалось начать свое дело.

– Ирина, надо бы как-то отметить это событие.

Вере Петровне я возражать не стала. К моему большому сожалению, Антонина не смогла быть с нами. Она лежала в институте имени Отта на сохранении.

Новый 1992 год я встретила за городом, в пансионате в поселке Ольгино. Дул сильный ветер с залива.

Дунул теплый ветерок бабе под юбку.

В середине августа 2007 года я оказалась в компании трех малознакомых мне людей в загородном доме человека, который составил свой капитал на купле-продаже жилья в начале девяностых годов прошлого века, моего старинного знакомца Наума Лазаревича Корчака. Он «простил» мне коробочку с царскими червонцами: «В колонии мне было не до них. И, кроме того, эти червонцы мне достались без труда, так что расстался я с ними без сожаления. Не ты, так люди с Литейного их бы прибрали».

Двухэтажный особняк стоит на берегу озера в районе поселка Рощино. Участок огорожен высоким забором, который спускается к берегу чудного озера, где устроена купальня, мостки и пирс для катера. Как говорится, все по-европейски.

Наум стал в чём-то похож на известного киноактера Гафта и пребывал в отличной физической форме – это при его возрасте в семьдесят лет. Именно по этому поводу и был собран «бомонд» из его соратников по ремеслу. Фуршетный стол был устроен под тентом рядом с домом.

В такой обстановке, в атмосфере притворно доброжелательной, под аккомпанемент скрипичного квартета, доносящегося из музыкального центра, и гомон выпивающих и жующих господ-нуворишей, я увидела его. Мужчина средних лет стоял в отдалении и смотрел на озеро. Я видела его профиль, мне были видны его нос, чуть-чуть вздернутый, «упрямый» подбородок и локон каштановых волос, прикрывающий лоб. Взяв со стола два бокала с вином, я подошла к нему.

– Разрешите нарушить Ваше уединение.

– И Вам осточертел этот пир во время чумы? Это вино? Если я и пью, то исключительно водку. На худой конец можно и виски.

– Это поправимо.

Я пошла к столу, стараясь не упускать его из вида. Мужчина продолжал стоять в позе Одиссея, намеревающегося покинуть Итаку и жену свою Пенелопу. Кто его знает, в какой позе стоял тот грек, но мне так хотелось думать. Не церемонясь, я взяла со стола початую бутылку водки, производства старейшего завода «Кристалл», и две граненые стопки.

– Вы угадали мои вкусы. Пить водку надо именно из такой посуды. За что будем пить?

– А просто так нельзя?

– Можно, но это как-то не кайфово.

Услышать от элегантного мужчины такой сленг было неожиданно. Скоро я привыкну к его характерному тембру голоса и неожиданным оборотам речи, но в тот момент я была немного шокирована.

– Вы удивлены? Ничего, я могу и не так выражаться. Могу даже ругаться матом. Правда, теперь его называют обсценной речью. Я могу и ошибаться в произношении этого термина. Выпьем за матушку-природу. Она ещё покажет нам, погрязшим в посттехнократической прорве. Знаете что, давайте спустимся к озеру.

Зеркало озера отражало синеву неба и растущие по берегам корабельные сосны. У противоположного берега на якоре стояла большая лодка. Приглядевшись, можно разглядеть в ней две человечески фигуры.

– Это просто глупо – в это время ловить рыбу.

«Он рыбак?» – задалась я вопросом.

– В свое время я был неплохим рыболовом. В голодные девяностые годы я мог накормить себя и подругу карасями, что ловил в прудах Петергофа.

Мы уселись на удобную лавку на пирсе.

– Разливайте, мой неожиданный кавалер.

В качестве закуски выступил огурец.

– Я Анатолий, – представился он.

– Вас зовут, как моего папу. Я Ирина Анатольевна. Сразу обозначу свой возраст. Скоро мне будет шестьдесят.

Поразительно! Он ничуть не смутился.

– Я бы дал Вам от силы лет пятьдесят, пятьдесят пять.

– Да, молодой человек, я не выгляжу на свои годы. И, прошу заметить, никаких подтяжек. Все натуральное.

Он смеётся просто и заразительно.

– И грудь, и ягодицы. Все мое, натуральное. Год назад бросила курить, в результате семь лишних килограммов. Теперь поглощаю растительную пищу.

– Вы прекрасно выглядите.

– Молодой человек, Вам не к лицу лесть. Запомните, я к лести отношусь весьма отрицательно. Вернее, я к ней никак не отношусь. Я обладаю достаточным чувством самокритики, чтобы не превратиться в самодовольную клушу.

Он налил ещё.

– Это вторая стопка, что я могу себе позволить. А рыбаки-чудаки направляются в нашу сторону.