Гудок.

- Мистер Робертсон, это Хизер Сим, мама Юэна. Было бы прекрасно, если бы вы смогли взять билеты на матч с «Селтиком» на двадцать первое. Перезвоните, пожалуйста, по номеру шесть-один-два-семь-четыре-четыре-три. Еще раз спасибо.

Гудок.

- Брюс, детка, это Крисси, последняя из Великих Притворщиц. Ты не звонишь и не отвечаешь. Была поблизости от твоего дома. Знаю, ты там. Похоже, тебе давно не отключали газ. В чем дело, малыш? Боишься, что перегреешься? Позвони, как только отыщешь свои яйца!

Гудок.

- Кто-нибудь дома? Ладно, понял... Гудок.

- Брюс... пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, позвони мне. Позвони мне!

Гудок.

- Гас. Я пролетел, Брюс. Они отказали мне. Позвони. Я это так не оставлю. Ты знаешь, кто пошел на повышение.

Гудок.

- Алло... Гудок.

Хватит. Отключаю телефон. Что мне сейчас надо, так это побольше смотреть телевизор. Телевизор.

Нет. Каналы, голоса... везде эти ебаные голоса...

Стук в дверь. Я бы и не открыл, но тот хуй, кто бы он ни был, колотит и колотит, как будто вознамерился войти любой ценой. Так стучат полицейские. Открываю. Так и есть, он стоит передо мной, а я смотрю ему через плечо и вижу, как «БМВ» Тома Стронака выезжает со двора и сворачивает на дорогу. Зимнее солнце бьет в глаза. Метель. Она прошла. Вот же блядство.

- Я должен был прийти, Брюс, - говорит он нам. - Беспокоился о тебе. Ты, конечно, попал. В общем, я должен был прийти.

Мы предпочли бы закрыть дверь, но в данный момент, похоже, его легче впустить. Ничего не говорим, но проходим в кухню и садимся. Смотрим на сад - все мертво и заброшено. А когда-то там было мило. В саду работала Кэрол, я - никогда. Хотя я ценил ее усилия. Мне нравилось сидеть там с баночкой пива. Простые удовольствия. Качели... я поставил их для Стейси несколько лет назад. Сколько?

Рэй проходит за мной и садится напротив. Озабоченный гость.

- Конечно, Брюс, не мне тебе говорить, что хотя я и рад повышению, но... ну, ты понимаешь. Если бы ты не... ну, если бы не твои проблемы... конечно, это место досталось бы тебе, приятель. Надо признать.

- Ладно, Рэй, как есть, так и есть, - киваем мы. Вот оно что. Вот что хотел сказать Гас.

Физиономия Леннокса установлена на осторожную улыбку, которая почти не затрагивает подтянутый рот; взгляд бегает, но как-то механически, и глаза остаются мертвыми. Сейчас он полицейский.

- Знаешь, в чем твоя проблема? - Рэй холодно смеется. - Проповедывал одно, а практиковал другое.

Мы не отвечаем.

Леннокс говорит так, словно заботится о нашем благе, а вовсе не пришел покрасоваться.

- Ты же сам мне говорил, Брюс. Помнишь? Вникни, какова линия партии, а уж потом трепли языком.

- Да, помню, - говорим мы.

- Так вот, Брюс, тебе придется выучить новую роль. Как ту чушь насчет равных возможностей. Мели, что хочешь, но делай это с убеждением. Вот почему такие, как Гиллман... - Он снисходительно усмехается и качает головой. Отрепетировал. - Никакого расизма, никакого женофобства. Ты же не первый день живешь, Брюс. Вся эта чушь про равные возможности началась с массовой безработицы. Нельзя же допустить, чтобы какая-то шелупонь отбирала работу у сынков и дочек богачей. Вот и появилась кучка привилегированных черножопых, чтобы демонстрировать перспективу для всех. А на самом деле хорошая работа всегда приберегается для буржуазии. Вводятся всякие требования по образовательному минимуму, о которых раньше и не слышали, и все такое прочее. На хуй перемены. В Лондоне черные будут время от времени получать дубинкой по башке от своих. Все должно оставаться по-прежнему. Ты и сам понимаешь.

- Да, верно, Рэй.

- Не хочу сказать, что ты динозавр, Брюс, но ты сам позволил этим мудакам представить себя в не самом лучшем виде. Держи карты поближе к груди, приятель.

- Верно, Рэй, я всегда тебе так говорил.

- В том-то и дело, что говорил.

Он оглядывает комнату и брезгливо морщится. Встает. Леннокс победитель - Робертсон побежденный.

Кто бы мог подумать. Наверное, только Леннокс.

- Ладно, Брюс, мне пора. И последнее. Когда получаешь повышение, возникает проблема, как строить отношения со старыми друзьями и все такое.

Он пристально смотрит на нас, как будто ожидает, что мы сейчас закиваем и скажем, да, конечно, понятное дело, Рэй. Но в наших глазах пустота. Нам нечего сказать.

- Мы с тобой оба профессионалы, Брюс, и наше дело - утверждать закон. Однако твои методы и мои методы - две очень разные вещи. У нас в прошлом были кое-какие общие делишки, но теперь с этим покончено. С коксом и всем остальным дерьмом. - Он снова смотрит на меня, и я впервые замечаю в нем уверенность, которой никогда не наблюдалось раньше. Уверенность человека, знающего, что за ним сила государства. - Усек?

- Конечно, Рэй.

- Как поется в песне, «что прошло, то прошло, и быльем поросло». Не забывай об этом, и все будет в порядке. О'кей?

- О'кей...

- И вот что, Брюс, без обид, ладно?

- Какие обиды, Рэй? Ты же меня знаешь, я никогда не держался за прошлое. Уверен, из тебя получится отличный инспектор.

Леннокс крепко сжимает мое плечо.

- Спасибо, приятель. Все, мне надо идти. Увидимся. У меня еще много дел.

- Да, разумеется, Рэй. Счастливо.

- И тебе счастливо, Брюс. Да, послушай... Я тут видел на днях Блейдси. В клубе на Шрабхилле. Пришибленный он какой-то. С ним, понятно, никто и не разговаривал. Потом Гиллман объяснил ему что к чему, по-своему. Сомневаюсь, что наш мистер Блейдс осмелится теперь заявиться в Ложу. Ну, все.

Рэй подмигивает, прищелкивает языком и уходит. Переключаю каналы.

(Ты вырос и стал работать на той же шахте, что и человек, которого. Ты ощущал его ненависть. Но теперь у тебя были друзья. Например, старый шахтер из Ская, Кроуфорд Даглас. Ты знал его еще с детства. Это он увел тебя от угольной горы и от поломанного тела Стиви в дом бабушки в Пеникуике. Вы с ним хорошо ладили. Одно время ладила с ним и твоя бабушка. Но потом они разбежались. Кроуфорд долго жил в Ньюгрейндже. Он недолюбливал твоего отчима, Йена Робертсона. Уже одного этого было бы достаточно, чтобы вы сошлись. Именно Кроуфорд привел тебя в древний и благородный орден свободных каменщиков. Однажды ночью, изрядно поддав, он поведал тебе подлинную историю твоего кровного отца. Оказывается, этот человек не умер)

Слушаю голоса и жму на кнопки пульта, переключаясь с канала на канат, но голос вес звучит. Все тот же настойчивый, мягкий, поедающий меня изнутри голос...

...переключаю каналы...

(Семья Молли Хэнлон в свое время перебралась из Ирландии в Шотландию, где нашла работу на шахтах Мидлотиана. Молли росла в Ньютонгрэйндже и там же влюбилась в местного парня по имени Йен Робертсон, молодого шахтера, работавшего с ее отцом. Йен не видел необходимости венчаться в католической церкви, но согласился ради невесты. В конце концов чего не сделаешь во имя любви. А затем случилось нечто ужасное, нечто такое, что стало настоящим испытанием его чувства.)