Несмотря на ограниченный численный состав, деятельность Миссии охватывала самые разные сферы деятельности. Сотнями восстанавливались и освящались зачастую полуразрушенные церкви, во вновь открытых храмах начинали звонить колокола, устраивались крестные ходы, возобновлялось религиозное обучение детей. После долгих лет атеистической жизни актуальной задачей было крещение населения. С 1942 г. Миссия смогла развернуть издательскую деятельность, в частности, начала выпускать ежемесячный журнал «Православный христианин», вела катехизические курсы для взрослых. Просветительская (катехизическая) и благотворительная (каритативная) работа являлась особенно важной.

Все расходы, связанные с этой деятельностью, покрывались в основном добровольными пожертвованиями населения – 10 % приходского дохода (около 10 тыс. марок) ежемесячно посылалось в Псков. Уже в октябре 1941 г. Управление Миссии предписало духовенству производить эти отчисления. В августе 1942 г. по указанию Экзарха казначей Управления К. Кравченок составил и разослал циркуляр об обязательности 10 % сбора с приходских доходов в пользу Миссии, а также о заведении инвентарных книг и приходно-расходной отчетности в приходах. Правда, из-за недостаточной связи Управления с отдельными общинами, указанный сбор перечислялся нерегулярно, а некоторые приходы его вообще не делали. Значительный и постоянный доход приносил хозяйственный отдел Миссии, в состав которого входили свечной завод, размещавшийся на первом этаже колокольни Свято-Троицкого собора, иконописная мастерская, с 1942 г. находившаяся в здании на территории Псковского кремля, и магазин церковных принадлежностей на главной улице Пскова. Особенно доходным являлся свечной завод, обслуживавший большинство приходов Миссии. Священники жалованья не получали и существовали на пожертвования прихожан. До половины дохода пересылалось в Экзархат, значительная часть из этих сумм шла на содержание Богословских курсов в Вильно. Попытка добиться летом 1942 г. разрешения на открытие духовной семинарии в Пскове оказалась безуспешной[681].

Серьезные помехи существовали и в хозяйственной деятельности Миссии. В сообщении полиции безопасности и СД от 6 ноября 1942 г. говорилось, что с 1 сентября по распоряжению местной комендатуры все члены Миссии должны платить ежемесячный налог с дохода. Кроме того, свечной завод Миссии был обложен налогом в 30 % с оборота и иконописная мастерская – в размере 10 % с оборота. Миссия «приводит в движение все рычаги, чтобы избавиться от этого груза налогов». При этом германская и местная русская администрации знали, что налогообложение церковных учреждений или удержание налога с их доходов «впервые в русской церковной жизни было введено большевиками». Налогообложение приходов являлось тем более несправедливым, так как в 1942 г. они по-прежнему «не обладали недвижимым имуществом, которое можно было бы использовать в хозяйственных целях; имевшаяся ранее собственность «национализирована» большевистским правительством».

В приходах не существовало самообложения, и все их доходы состояли из добровольных пожертвований. Необходимо указать также, что, не желая материально обременять доведенное до крайней нужды русское население, Экзарх издал 1 мая 1942 г. распоряжение: «Священник, который требует за совершение служебных действий гонорар или установил определенную плату за эту деятельность, подлежит отстранению». В октябре 1942 г. начальник Миссии просил германскую администрацию запретить налогообложение церковных общин и устроенных для пользы Церкви предприятий, но, по всей видимости, безрезультатно[682].

Деятельность иконописной мастерской имела не столько хозяйственное, сколько просветительское, миссионерское и художественное значение. Возрождение русского иконописного искусства стало одной из задач Миссии. Создателем и первым заведующим мастерской был энергичный и опытный хозяйственник И.И. Ободнев, которого в 1943 г. сменил освобожденный по ходатайству Управления Миссии из лагеря военнопленных художник-реставратор и архитектор Н.Д. Сабуров. Первоначально небольшая иконописная мастерская была устроена в помещении Управления Миссии на Застенной ул., 8. Помимо капитальных иконостасных работ, мастерская снабжала многие приходы голгофами, плащаницами и хоругвями. Рост производства требовал увеличения штатов, и в ноябре 1942 г. в мастерской уже работало 14 человек. Продукцией мастерской торговал специальный магазин[683].

Не только в хозяйственной деятельности Миссия встречала в своей работе значительные препятствия. Множество самых разнообразных запретов со стороны оккупационной администрации приходилось преодолевать в преподавании детям Закона Божия, душепопечении и оказании помощи военнопленным, о чем еще будет рассказано. Сталкивалась Миссия и с другими ограничениями властей. Так, по распоряжению Псковской комендатуры священникам было запрещено устраивать венчания до официальной регистрации брака. Нарушение запрета каралось денежным штрафом до 500 рублей. В ноябре 1942 г. в Рейхскомиссариате «Остланд» была проведена акция по мобилизации металла, в том числе снятию и переплавке части церковных колоколов[684].

Особенно много возмущений верующих и духовенства вызвали попытки в декабре 1941 г., следуя директиве из ведомства Розенберга, ввести в некоторых городах (Остров и Струги Красные) вместо принятого в Русской Православной Церкви юлианского григорианский календарь. Местные власти даже грозили священникам Миссии за неподчинение привлечением к ответственности. Видимо, подобные попытки предпринимались и далее, но без всякого успеха[685]. Не случайно отец К. Зайц в своем упоминавшемся обращении осенью 1942 г. писал: «Чтобы обеспечить канонический порядок церковной жизни в освобожденных русских областях, необходимо: а) сохранить каноническую принадлежность православного населения и церковной организации этой территории к Русской Церкви. б) не препятствовать и не изменять цикл богослужений, которые совершают по юлианскому календарю и восточным пасхалиям»[686].

Священник Г. Тайлов отмечал в своих воспоминаниях, что осенью 1943 г. во время фортификационных работ на реке Великая нацисты, несмотря на его протесты, разрыли могилы священников, погребенных у Печанской церкви. Дом отца Георгия был превращен в казарму, а на противоположном берегу реки сожжены все деревни, так как там иногда появлялись партизаны. Отец Алексий Ионов в декабре 1942 г. с возмущением докладывал Управлению Миссии о том, что немцы в праздничный церковный день в одном из приходов после богослужения ворвались в деревню и разграбили хлеб[687].

Отцу Алексею приходилось выдворять из храма немецких солдат, часто приходивших во время богослужения в головных уборах, отстаивать в штабе дивизии право совершать богослужения по юлианскому календарю. Во время отпевания заживо сожженной русской семьи он, обратившись к людям, собравшимся вокруг своего пастыря в горькую минуту, обличал страшные преступления, которые становились нормой в так называемой «Новой Европе». «Если мы будем молчать об этих преступлениях, камни будут вопиять к небу!» – «С такой Европой нам не по пути!» – так закончил отец Алексий свою проповедь «среди слез и рыданий, наполнивших храм». Эти примеры показывают, что миссионеры в подавляющем большинстве были со своим многострадальным народом, а не «курили фимиам, захлебываясь от восторга», добиваясь снисхождения и лояльности у немецких властей[688].

В то же время Псковская миссия создавалась под эгидой оккупационных властей, и священство ее вынуждено было реагировать на распоряжения германского командования, хотя многие из них фактически саботировались. Миссионеров обязывали в дни начала войны или захвата частями вермахта населенных пунктов устраивать торжественные молебны и крестные ходы, участвовать в вербовке людей на работу в Германию. В