– Хороший ты парень, Дымов, – сказал Олег. – Просто удивительно – неужели это я всего-то несколько месяцев назад попер тебя из Тулы?

Через сутки они были от силы на полпути. Машина осталась только одна – «Лендровер», и в его багажном отсеке лежали штабелем четверо спящих – Большой, Цыган, Олег и Костя. Лежали голые на клеенке, потому что кишечник и мочевой пузырь у каждого функционировал нормально и проще было окатывать их водичкой и протирать губкой, чем пеленать.

Меньше всего беспокойства в этом плане доставлял Большой, организм которого уже вывел из себя отходы жизнедеятельности. Но по той же причине Гош волновался за великана все сильнее с каждым часом. Увы, хваленая эрудиция капитана Дымова на методы подкормки коматозников не распространялась. От одной мысли, что еще денек, и пора будет колоть ребятам какую-нибудь глюкозу, или черт его знает, что им там колют, Гоша начинало трясти мелкой дрожью. Тем более что даже глюкозы не было все равно. Видеть, как твои друзья во сне загибаются от голода… Потом Гош вспомнил про тюремный метод кормления голодающих принудительно через прямую кишку. Хотя технику этого дела он представлял себе плохо, и в особенности не знал, применим ли такой метод к спящему нездоровым сном человеку, Гошу все-таки немного полегчало.

Ненормальные москвичи со своими проклятыми танками все-таки остались далеко позади. «Лендровер» тянул неплохо, Женя уже не плакала, и можно было бы слегка расслабиться, но ожидание беды сделало дело – Гош впал в тоску.

Вечером, когда до Тулы осталось по прямой не больше пятидесяти километров, Гош свернул с дороги и через поле выехал к небольшому озерцу. Вдвоем с Женей они, пыхтя и ругаясь, выгрузили (точнее, выпихнули) из машины своих коматозников, в очередной раз помыли всех нуждающихся, разделись, схватили по куску мыла и упали в теплую воду.

– Какой ты сильный, Гоша, – заметила Женя. – Я думала, с Большим мы вообще не справимся…

– Я не сильный, – ответил Гош, старательно намыливаясь. – Это просто нервное у меня. Если к утру немного успокоюсь, придется Большого тащить на буксире. Или лебедкой в багажник тянуть.

Женя протянула руку и провела ладонью по его скользкой от мыла груди.

– Не-ет, ты сильный. Гоша, мы тоже уснем?

– Когда сломался Большой, этого нельзя было сказать наверняка. Теперь я уверен.

– И что тогда будет?

Гош вместо ответа с головой ушел под воду.

– Ничего не будет, – сообщил он, выныривая и бросая мыло на берег. – Ни-че-го. Понимаешь?

– Нет. – Женя шагнула к нему вплотную, обняла за шею и заглянула в глаза.

– Понимаешь, – кивнул Гош. – Отлично понимаешь.

– Ты чего такой злой?

– Я не злой. Я просто думаю – неужели все по новой? Опять просыпаться агрессивным болваном, заново узнавать мир… А следующий цикл сколько продлится? Знаешь, иногда мне хочется, чтобы мы не проснулись больше. Конечно, я верю в чудо, надеюсь на что-то. Может, в следующий раз ко мне вернутся новые участки памяти. Но… Зачем? Куда нам с тобой еще больше горя, чем мы уже пережили?

Женя крепко прижалась к нему, уткнувшись носом в шею. Дымов мог говорить что угодно – жаловаться, радоваться, даже ругаться, а ей просто было хорошо с ним.

– Ты посмотри, как ведут себя те, кто проснулся с нормальной памятью… – бормотал Гош. – Они дергаются, рвут жилы, чтобы создать какое-то подобие того, что уже было здесь. Да еще и гордятся тем, как умело занимаются выживанием. А вот «тупые» – просто живут и радуются этому по мере сил. Знаешь, где «тупые» несчастнее всего? Там, где они находятся под пятой всяких Главных, Борисов и иже с ними. А я не хочу становиться главным ни над кем. Очень хочется жить, понимаешь? И совершенно не хочется выживать. Бесперспективное это занятие. Только сейчас до меня дошло, что возрождать погибшую цивилизацию имеет смысл при одном четко определенном условии. Когда это занятие действительно имеет смысл. Для отдельно взятого человека. И честное слово, этот человек – не я.

– Ты уверен, что мы проснемся и опять ничего не будем помнить?

– Я неисправимый оптимист. Так что я уверен, что мы проснемся снова. А что тогда будет, ты уже слышала. Ничего не будет. В смысле – ничего хорошего. Точно будет меньше еды.

– Еды навалом. Вон на том берегу картошка растет. А вдоль дороги пшеница.

– Ну, значит, консервированных ананасов будет меньше. Загнутся машины, не станет батареек, и так далее. Знаешь, в чем этой планете здорово повезло? Я еще не видел людей с признаками радиационного поражения. Наверное, защита на атомных станциях хорошо сработала. Хотя, может, где-то в Америке и были выбросы.

– Значит, мы не вспомним друг друга? – гнула свое Женя.

– Да откуда я знаю…

– Начнем с белого листа?

– Да о чем ты? – забеспокоился Гош, деликатно вырываясь.

– Гошка, ты же меня хочешь. Что тебя держит? Нам, может, жить осталось до утра.

Гош раздраженно крякнул.

– Я еще не засыпал, – сказал он по возможности мягко.

– Ты хочешь, чтобы в этот наш вечер, последний, я была счастлива?

– Да отчего же последний…

– Я чувствую, Гош. Так же хорошо, как чувствую то, что ты тоже этого хочешь. Ты же добрый, Гош. Сделай женщину счастливой. Она так любит тебя! Забудь обо всем. Хватит себя мучить. Ну же, поцелуй меня…

Вода была теплая, а они – почти совсем голые и чересчур близкие люди, чтобы не выполнить последнюю волю друга. Гош понял: она действительно чувствует, что завтра – все, конец. Или, по крайней мере, вбила себе в голову, что этот аргумент подействует. И объяснять, что он хочет совсем не ее, а всего лишь соскучился по женской ласке… «Дурак, что с тобой? Это же так просто. Она права – забудь. Рассуди здраво – у тебя не осталось никаких шансов найти свою любовь. Не будь эгоистом».

Женя обвила его ногами за поясницу и целовала, целовала…

– Возьми меня! – хрипло выдохнула она.

«…Так пусть будет хоть что-то хорошее. Разве преданность этой девчонки не стоит того, чтобы быть вознагражденной? Какое я право имею ее мучить? Она такая славная…»

И тут же пришла мысль – а как там ОНА? Может быть, тоже сейчас думает о нем. Думает, что не встретит его больше никогда, что настоящая жизнь кончена и остается лишь прожить отпущенные дни по возможности нормально.

«И все-таки куда же я девал свое обручальное кольцо?!»

И Гош, еще секунду назад отвечавший на поцелуй девушки, застыл. Опустил руки. Посмотрел куда-то вбок отсутствующим взглядом.

Женя спрыгнула с него и, не говоря больше ни слова, ушла на берег.

Гош вдохнул полную грудь воздуха и сделал единственное, что было сейчас уместно, – исчез. Вынырнул на пределе, секунд через сорок, и поплыл, не оглядываясь, вперед.

На берегу хлопнула дверца «Лендровера».