Потрясенная Цецилия опустилась на край кровати.

– Значит, это правда? За нами следят через телефоны?

– Да, – ответил Леттке, пригубив фужер с шампанским. – Это правда.

– Всегда считала это глупой болтовней. – Она посмотрела на устройство в своей руке. Конечно, у нее самая дорогая модель, позолоченная сусальным золотом, с цветным дисплеем и так далее. – И мы сами оплачиваем эти штуки!

– Так же, как и евреи сами оплачивают свои «желтые звезды».

– Черт возьми! – Она швырнула телефон через всю комнату, но он только глухо ударился об стену и упал на пол без повреждений.

Шампанское было действительно хорошим.

– Так или иначе, – продолжил Леттке, – все закончилось примерно через два месяца. Но вот внезапно твоим любимым собеседником стал некий Хайнрих Кюне, мало того, он тоже останавливался в тех же гостиницах, что и ты. Мужчина, которого в действительности вообще не существует, хотя нет, он существует – или как минимум существовал, потому что настоящий Хайнрих Кюне – это офицер морского торгового флота, исчезнувший много лет назад где-то на Малайском архипелаге и с тех пор считавшийся пропавшим без вести. Разумеется, ничего нового я тебе не скажу, потому что ты заплатила его сестре Хильдегард десять тысяч рейхсмарок в июне 1939 года, якобы в качестве покупной цены за различные предметы антиквариата. Я подозреваю, что этими предметами антиквариата были документы ее брата, с помощью которых ты обеспечила своему любовнику новую и значительно более безопасную личность.

Цецилия ничего не сказала, только мрачно уставилась в пол.

– Так что же мы имеем? – с наслаждением подытожил Леттке. – Супружеская неверность, подделка документов – и, прежде всего, осквернение расы, потому что Урия Гольдблюм, согласно действующим расовым законам, является полным евреем.

– Наверное, когда-нибудь это должно было произойти, – вздохнула она. Затем подняла глаза и гневно посмотрела на него: – Ты, наверное, хочешь денег. Можем обсудить это.

Леттке покачал головой.

– Деньги меня не интересуют.

– Тогда что же?

– Справедливость. Вот то, чего я хочу.

– Справедливость? – Она взглянула на него с явным недоумением. – Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Ах, наконец-то настал восхитительный момент его мести. Его сладкой, сладкой мести.

– Тогда, на чердаке, – сказал он неторопливо, преисполненный удовольствия. – Помнишь, что ты предложила мне сделать, чтобы вернуть свою одежду?

Она нахмурила брови, покачала головой.

– Нет. Я уже не помню.

– Ты хотела, чтобы я засунул себе в задницу рукоятку щетки, которая там лежала, бегал так перед вами и лаял.

– Неужели? – смущенно спросила она. Затем, по всей видимости, она вспомнила, потому как кивнула и произнесла: – Ах да. Верно.

– Причем мне, в принципе, нравится эта идея, – сказал Леттке, поднимая с пола на колени свой портфель и расстегивая на нем застежки. – Только, разумеется, я бы хотел реализовать его обратным образом. А еще мы не будем использовать рукоятку от щетки.

Он начал распаковывать то, что принес с собой.

Глаза Цецилии расширились от ужаса.

– Ты это несерьезно.

– Абсолютно серьезно.

– Это… отвратительно.

Он позволил себе торжествующую ухмылку.

– Для тебя. Но так и должно быть.

Теперь ее охватила паника. Было потрясающе видеть, как ее взгляд метнулся к телефону, оттуда к двери, потом к окну и как всякий раз она осознавала, что ничто из этого не спасет ее.

О, он получит с ней массу удовольствия. Больше, чем когда-либо в жизни.

– Подожди, – сказала она дрожащим голосом. – Давай еще раз спокойно все обсудим. Мы обязательно найдем другое решение.

– Нет, – ответил Леттке. – Хватит разговоров. Если ты хочешь, чтобы я молчал о твоем еврейском любовнике, то сейчас же повесишь снаружи табличку «Просьба не беспокоить», запрешь дверь и начнешь раздеваться. Притом очень медленно.

Пусть даже Лудольф и отталкивающе безобразен, его манеры были безукоризненны, безупречны, прямо-таки аристократически совершенны. Да, он мог даже изобразить что-то вроде слащавого очарования. Хелена наблюдала, наполовину завороженная, наполовину наполненная отвращением, как он сперва сконцентрировался на ее матери, отпускал один комплимент за другим – с каким вкусом все обставлено, как изысканно накрыт стол, как приятна атмосфера в доме, – пока та не пришла в полный восторг. Говорил это таким образом, что получалось одновременно и сильно преувеличенно, и вместе с тем ненавязчиво: никогда прежде никто не хвалил ее мать так безудержно, и потому она попала под воздействие его чар еще до того, как унесли тарелки с супом.

Затем он со всей своей мощью направил прожектор своего внимания на отца. Он многое знал о его работе, даже то, что оказалось в новинку для самой Хелены, а попытавшись вспомнить, когда и где впервые услышал о ее отце, он остановился, размышляя вслух и перебирая ряд имен, которые давали понять, что он на короткой ноге практически со всем руководством рейха, и наконец воскликнул:

– Ах, теперь я вспомнил – Альберт рассказывал мне о вас, Альберт Шпеер. А именно потому, что Гитлер упомянул вас за столом.

– Гитлер? – повторил отец с широко раскрытыми глазами.

– Да, так точно, – подтвердил Лудольф. – Он, вероятно, в общих чертах говорил о расовой теории и расовой гигиене и упомянул вас и ваши исследования.

– Не знал об этом, – признался отец, явно впечатленный. Даже мать, казалось, глубоко тронула важность мужа.

Хелена же в свою очередь задавалась вопросом, настолько ли она патологически подозрительна только потому, что все это ей казалось наигранным.

Во всяком случае, чтобы разговорить отца, потребовалось всего несколько искусно заданных вопросов, и с тех пор их гость только увлеченно слушал, разрезая рыбу на кусочки с хирургической точностью.

Хелена тоже внимательно слушала, но не столько увлеченная, сколько совершенно ошеломленная, – она еще никогда не слышала бо́льшую часть того, о чем рассказывал отец. Он описывал проект, который он осуществлял «в течение нескольких лет совместно с ИСГ/ИРГ».

– Что это за ИСГ и ИРГ? – прервала его мать, очевидно удивленная не меньше Хелены.

– Сокращенно – Имперская служба по генеалогии и Институт расовой гигиены, – энергично объяснил отец. – Причем главным образом благодаря им у нас есть доступ ко всем необходимым данным. Чтобы получить фактические оценки, мы сотрудничаем с НСА – да, Хелена, с твоим ведомством! – добавил он улыбаясь, словно ожидал, это вызовет у нее восхищение.

Но на самом деле ее шокировало и то, что она узнала, и то, как она это узнала! Никогда раньше об этом не слышала, ни единого слова, и даже не знала, кто из наборщиц программ этим занимался.