Он остановился уже на площади, перед большим фонтаном, в мелком бассейне которого отражались разноцветные огни и бегали босые дети с подвернутыми до колен штанинами и подоткнутыми подолами платьиц. Вдоль бордюра стояли в ряд маленькие кроссовки и сандалии, похожие на странных и смешных зверушек. Олег улыбнулся, а затем и рассмеялся вслух над, в общем-то, совершенно анекдотическим поворотом случившегося.

Смех сработал так, как и должен срабатывать смех, особенно над самим собой: очистительно, отрезвляюще, разгоняя наваждение. Тогда еще казалось, что сделано далеко не все возможное и далеко не все резервы исчерпаны. Что главное — дождаться понедельника.

* * *

Понедельник начался с «Термоядера». Рано утром, отжимаясь от парапета на балконе гостиницы, Олег увидел в небе гроздья желтых воздушных шаров, плавно поднимающиеся над крышами города. Одна гроздь проплыла достаточно близко, чтобы разглядеть скопление добрых смайликов и надпись «ВАО Концерн „Термоядер“» по кругу.

Вообще-то оно не имело ни малейшего значения, мало ли кто пиарится в этом давно чужом и временном для меня городе. Но что-то законтачило, зацепило, пробудило интерес: вернувшись в номер, Олег впервые за много лет включил телевизор.

Бегущая строка внизу экрана мгновенно ввела в курс дела: «Термоядер» анонсирует промоакцию «Вспышка звезды», взаимная договоренность с альтернативами, сутки на самых дешевых и эффективных топливе и энергии, победа над немотивированными страхами общества… Олег пробежался по кнопкам пульта: строка следовала за ним, перемещаясь с канала на канал, закольцованный текст запоминался наизусть намертво, как непристойная частушка. Но все-таки хотелось бы поподробнее; ага, кажется, новости. Я уже лет двадцать не смотрел телевизионных новостей.

На экране ослепительная блондинка — как понял Олег по отсутствию титра, просто Блондинка, архетип, — взмахивая невероятными ресницами, лопотала: нет, она лично против термоядерной энергии, потому что эти станции вечно взрываются в самый неподходящий момент. Следом выступили с комментариями несколько поп-звезд, телеведущих и почему-то один депутат, все они восторженно приветствовали термоядер, следовательно, проходили по сюжету как элита нации. Креативно, я оценил. Потом показали картинку: воздушные шарики с эмблемой «Термоядера» под оптимистичную музычку синхронно взлетают в небо, — затем кусочек речи некоего Макса Зильбера, мессидж которой Олег узнал по бегущей строке. И все: разделавшись с заказняком, новости покатились по спокойной колее светских сплетен, моделей от-кутюр, скандальчиков шоу-бизнеса и джинсы поменьше калибром.

Однако. Странноватые вещи происходят на свете. Затевалось нечто большее, чем просто рекламная кампания, это было очевидно. Бреясь в ванной, прикинул, каким боком оно может коснуться конкретно меня; ни одно событие в мире не заслуживает интерпретации под иным углом зрения. Моя работа не привязана к какому-либо конкретному виду энергии и тем более топлива, с социальными фобиями в нашей сфере не церемонятся — в случае необходимости вся индустрия спокойно перейдет на термоядер, да и на что угодно перешла бы, нам, программерам, без разницы. У меня правильная специальность. Тогда, в начале двадцатых, я подбирал ее именно по такому принципу: минимум зависимости от кого бы то ни было. Пускай они там, в тени, похоже, снова собрались делить не так давно поделенные ресурсы и власть — меня это, слава богу, уже не может зацепить, заарканить, увлечь за собой.

Пусть их. Выключил телевизор, оделся и вприпрыжку спустился по лестнице. Значит, офис Виктора Винниченко. Такси пока ездили, приземистые автомобильчики на биоальтернативе, пахнущие жареными семечками.

Слежку Олег засек почти сразу же, как только отъехал от гостиницы — но еще долго, несколько кварталов, не позволял себе признать, что это именно слежка. Мало ли кто там маячит в зеркале заднего вида. В городе с его магистральными потоками нет ничего естественнее, чем двигаться друг другу в затылок. Я просто отвык. Я никому не нужен здесь, тем более сейчас, когда разворачивают свою странную кампанию термоядеры. Остановите здесь.

Он ждал, пока откроется офис, и тот, другой, ждал тоже, припарковавшись в нескольких метрах, в тени. Конечно, это все еще мог быть просто случайный автомобиль, и мало ли почему его владелец не выходит наружу. Моя личная фобия, не больше, — и чем я лучше блондинки, которая панически боится никогда не виданных ею термоядерных станций?

Ну нет, не совсем. Я видел, как работают эти люди, и видел чересчур близко.

Олег то и дело косился на глухой, молчащий автомобиль; потому и пропустил момент.

Она подъехала почти к самому выходу, длинная белая машина с ярко-салатовой опоясывающей полосой, и Женька выпрыгнул первым, и я мгновенно узнал его, хоть и не видел двенадцать лет — потому что невозможно не узнать самого себя. Разумеется, он не распахивал дверь перед шефом, это было бы чересчур, а в чересчур Виктора никогда не заносило, он всегда точно чувствовал меру. Но я успел перехватить Женькин взгляд. Мой собственный — двадцать с лишним лет назад. Когда мне тоже было семнадцать и я верил, что свобода бывает какого-то определенного цвета.

Больше он не успел ничего.

— Это ваше, Олег Валентинович?

Олег обернулся и снова все пропустил: как вышел Виктор, как отъехал на стоянку автомобиль, как они скрылись за дверью. В руках у мужчины был полиэтиленовый пакет, непрозрачный, но уже по прямоугольным очертаниям плоского предмета можно было догадаться, и я догадался, разумеется. Потом поднял глаза и узнал: да, это он маячил вчера в толпе вместе с воровкой в беретике. Службист предложил пройти для разговора в кафе напротив, и Олег согласно кивнул, потому что при таком раскладе терять было уже нечего. По крайней мере узнать, что им от меня надо. До сих пор; за столько лет могли бы уже и расстаться с надеждой. Тем более что я ни разу не давал повода.

…Конечно же, они следили за мной всегда, усмехнулся Олег, спускаясь по шаткой лестнице. Видимо, у них слишком раздутый штат и слишком мало настоящего дела. Следили всю мою жизнь, не обращая внимания на то, что я самонадеянно назначил ее другой и новой. Мое новое имя, новая профессия, новый дом (где, кстати, не так давно мерцал чужой свет в окне) и прочие правильно подобранные элементы, которыми я так гордился — все это аккуратно заносилось в досье. До поры до времени.

Спрыгнул на каменный пол и глянул вверх: псевдовитраж горел на просвет все теми же огненными апокалиптическими красками. Главное — видимость. Все хорошо, потому что ничего не изменилось. Они здесь так живут. Впрочем, так живут везде и все.

Но, черт возьми, куда они подевались?

Вышел на порог, зажмурившись от ножевого солнечного удара. Площадь была по-прежнему пустынна, земля на солнце еще больше просохла, лужи съежились в берегах. Дробно звенела капель, журчали уже локализованные в канавах ручьи, орали на сотни голосов неизвестно откуда поналетевшие птицы. Интересно, как там у Таньки мои птенцы. Был настолько ошеломлен, когда наконец дозвонился и услышал ее голос, что забыл спросить. Да и она сама сбила с толку, развела какую-то дурацкую конспирацию, наверное, прячет меня от мужа. Смешная. Надо будет потом перезвонить.