Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобная вера в знаки, получаемые во сне, никоим образом не ограничивается рабочим классом. В конце 1913 года Юнг ехал навестить родственника под Цюрихом. Психиатр уснул в поезде, и ему явилось тревожное видение: вся Европа залита кровью — просто море крови, чудовищный поток — и усеяна трупами. В следующем году разразилась Первая мировая война, и только тогда Юнг понял, что увидел пророческий сон.
Десятилетия спустя Юнг испытал необычайное дежавю: анализируя сны пациентов-немцев, он предугадал возвышение Гитлера и катастрофическое господство нацизма. Описания этих снов позволяют предположить, что развитие культуры предсказуемо, поскольку она веками обновляется за счет архетипических мемов. Юнг на эту тему писал следующее:
Я был уверен, что в Германии существует некая угроза, очень большая и катастрофическая, и я знал это только благодаря наблюдению за бессознательным… Когда вы наблюдаете за своим внутренним состоянием, вы видите движущиеся образы, мир образов, обычно воспринимаемый как фантазии, но эти фантазии — факты. Это факт, что у человека есть такая-то и такая-то фантазия, настолько осязаемый факт, например, что, когда у человека появляется такая-то фантазия, другой человек может потерять жизнь… Все было фантазией с самого начала, а фантазия имеет собственную реальность, о которой нельзя забывать, фантазия не есть ничто, она, конечно, не осязаемый предмет, но тем не менее факт… Психические события есть факты, реальность, и когда вы наблюдаете поток образов внутри, вы наблюдаете одну из сторон мира — мира внутри себя.
Если внутренний мир так же реален, как и внешний, то и вещие сновидения необходимо рассматривать как факты природы. Но это не означает, что и их толкования так же естественны. Отрицать эффективность вероятностного толкования так же рискованно, как и безоговорочно верить в его пророческую силу.
Как сообщали СМИ, Флорин Кодряну, живший в Англии и страдавший от повторяющихся ночных кошмаров румын, увидел сон об измене жены и в ярости задушил ее. Суд не счел такой мотив преступления убедительным и в 2010 году приговорил ревнивца к пожизненному заключению.
В рамках исследования, проведенного в Университете Карнеги — Меллона и Гарварде, большинство опрошенных засвидетельствовали реальное воздействие снов на их повседневную жизнь, на принятие решений и социальные отношения. В 68% случаев это влияние оправдывалось верой в предсказательную возможность снов.
Респондентам предлагалось представить, что у них есть билет на самолет. Изменили бы они свои планы, столкнувшись с четырьмя сценариями: если их предупредят о возможном теракте; если у них во время бодрствования появится навязчивая мысль о возможной авиакатастрофе; если они увидят сон на ту же тему; если прочитают об этом в газете? Большинство опрошенных заявили, что, вероятнее всего, отменят поездку после сна об авиакатастрофе.
Бесконечный пазл
Подводя итог нашего путешествия, важно признать, что животные в дикой природе всегда решают одни и те же задачи: не погибнуть; убить кого-то, чтобы поесть; оставить потомство. В очень жестокой среде, где каждый день — бой, а глобальные проблемы — плюс-минус всегда одни и те же, сновидения развились как дополнительная функция сна, как способность опробовать какое-то действие, прежде чем совершить его в реальном мире.
В по-настоящему опасных, экстремальных ситуациях сны являются залогом жизни, способом избежать смерти. Однако для человека, живущего в обществе в комфортных условиях, три большие природные проблемы заместились тысячами мелких неприятностей, ограничений и несбывшихся желаний. В этих обстоятельствах сновидение становится гораздо более туманным и сложным. Как если бы пришлось складывать одновременно несколько пазлов, наложенных к тому же один на другой, — эдакий палимпсест[171] разнообразных нарративов. И это лишь увеличивает потребность в разделении и интерпретации каждой из нитей повествования, которые переплетаются в сновидении.
Крайне важно признать положительный потенциал повышения осознанности, который нам дает сновидение. Оно предоставляет непревзойденную возможность исследовать собственное бессознательное.
Пересказ и расшифровка снов были и остаются основой традиционной психотерапии. Они возможны с помощью специализирующихся на этом людей, вроде толкователей снов индейцев мапуче, или посредством широко распространенной способности видеть и объяснять сны, как в племени шаванте.
Нарративы, сюжеты и персонажи снов переживаются коллективно. Будто на групповом портрете, каждая история состоит из скомбинированных кусочков прошлого с целью понять будущее.
При анализе сновидений психотерапевты вообще и психоаналитики в частности выступают как законные коллеги шаманов: используют аналогичные средства для разбора и распутывания произошедшего, хотя совершенно по-иному объясняют переживаемые явления.
Для психотерапевта сны — основной внутренний источник символов. Но во многих традиционных культурах опыт сновидений относится не просто к иной ментальной области — к материальной, конкретной и ощутимой реальности. Для представителей этих культур противопоставление бодрствования и сна не равно различию между материальным и нематериальным или между органическим и психическим.
Бразильский антрополог Антонио Геррейро из Университета Кампинаса объясняет: у индейцев калапало с верховий реки Шингу путешествующая по снам душа эквивалентна утверждению, что «потенциально каждое существо может быть воспринято с точки зрения других существ (врагов, духов и т. д.), и отношение к нему будет соответствовать их логике».
Согласно этому пояснительному ключу, сон представляет собой не погружение в себя, а отправку — добровольную или нет — в путешествие, потенциально познавательное, но опасное.
У народа вайю, живущего в пустыне Гуахира на северной границе между Колумбией и Венесуэлой, принято перед сном говорить: «Мы встретимся завтра, если тебе приснится хороший сон». Эти слова показывают, что для вайю сновидение может быть опасным: они верят, что во время сна духи мертвых бродят по миру, предсказывая события и вызывая болезни среди неосторожных.
Слова как бритва
В психотерапевтических кабинетах всего мира, в априори спокойном месте, анализируют опасности, которые могут появиться во сне. Австрийский психиатр и психоаналитик Эрнест Хартманн одним из первых начал отстаивать идею, что сны сами по себе работают как психотерапия: позволяют сновидцу в безопасной обстановке объединять мысли, обычно наяву разрозненные, и устанавливать между ними связи.
Однако во многих культурах период сновидения вовсе не считается безопасным. Только после сна, в утренних разговорах, потягиваясь в гамаках и широко зевая, можно считать себя защищенным: говорить, слушать, пересказывать снова и снова, пока не будет достигнуто некоторое переосмысление — и все это без риска для жизни. И где это происходит, в вигваме или на диване, неважно.
Пережив десятилетия беспощадной