себя людьми. Такое представление практически всегда связано с мнением о том, что внешняя форма каждого вида есть не более чем оболочка («одежда»), скрывающая внутреннюю человеческую форму, обычно видимую только глазу данного вида или некоторых специфических межвидовых существ вроде шаманов. Эта внутренняя форма есть «душа» или «дух» животного: интенциональность, или субъективность, формально идентичная человеческому сознанию, материализуемая… в системе человеческого тела, скрытой за маской животного… Это понятие «одежда» — одно из преимущественных выражений метаморфозы — духи, мертвецы и шаманы, принимающие облик животных, звери, превращающиеся в других зверей, люди, случайно превращенные в животных… Этот перспективизм и космологический трансформизм… тоже можно найти… на Крайнем Севере Америки и Азии, а также среди охотничьих народов других частей мира.

В этих до- или полуземледельческих культурах хищничество представляется главным ключом к конструированию личности и ее социальных отношений посредством физического или символического присвоения чего-либо ради личной выгоды. Но в мире преобладают хищнические отношения, поэтому есть возможность все перевернуть, и охотник станет добычей.

Жизнь понимается как постоянная борьба за навязывание своей точки зрения наделенным духом и собственной точкой зрения существам, поэтому связь между хищником и добычей продолжается, даже после совершения насильственного события с последствиями для обоих.

Охотник обычно проводит ритуалы, чтобы умилостивить дух убитой добычи и избежать его мести. Если нет собственно чувства вины, то непременно имеется страх возмездия, боязнь превратиться из хищника в добычу в результате действий мертвого существа, еще живущего в воображении.

Шаман Дави Копенава утверждал следующее:

Животные тоже люди. Вот почему они отворачиваются от нас, когда мы плохо с ними обращаемся. Во сне я иногда слышу их недовольные и гневные речи, когда они хотят отказать охотникам в добыче. Если вам действительно необходимо мясо, вы должны тщательно целиться в дичь, чтобы она умерла на месте. Если происходит так, то животные довольны, что их правильно убили. В противном случае они убегают далеко, раненые и обозленные на людей.

Так же как на охоте и на войне, во сне часто есть риск навязывания чужой точки зрения. Для индейца джуруна сон о забитых свиньях означает, что его душа преуспела в охоте и его ждет такой же успех наяву. Но сон о свиньях, бегающих по лесу, предостерегает: враги преследуют их душу, поэтому они преградят путь охотнику. Ему следует несколько дней быть осторожным и никому об этом сновидении не рассказывать.

У индейцев джуруна из парка Шингу сон о стервятниках, летающих близко к человеку, — знак скорой смерти, даже если во сне они живы: «…стервятники питаются только падалью». В случае со снами особенно легко внушить любое мнение, в данном случае — точку зрения стервятников.

Весьма вероятно, что вера в богов и духов и возникла-то в подобном контексте. Сначала это было не более чем одушевление и приписывание магической силы воспоминаниям об умерших родственниках, убитой добыче и поверженных хищниках — с ними наши предки вели в своих снах интенсивные диалоги.

С развитием цивилизаций онейрическая деятельность стала рассматриваться как магический портал в то, что сегодня в афробразильской религии умбанде называется царством Аруанды — духовным измерением, где живут предки, зародышем мира богов, увековеченных в памяти многих поколений.

В подборке из 68 снов коренного народа квакиутл, составленной антропологом Францем Боасом, 25% — о мертвых родственниках или о сценах похорон. Один представитель коренного народа пирахан выразился так: «Когда мы видим сны, мы становимся ближе к мертвым, мы с ними».

Глава 16. Тоска по мертвым и внутренний мир культуры

Значимость в культуре памяти об умерших обусловлена мощным механизмом распространения привычек, идей и поведения предков. У шимпанзе отчетливо просматривается наличие памяти об ушедших: они скорбят, когда теряют близких. Эта память является неотъемлемой чертой и нашего вида.

Конечно, тут не обошлось без некоторых противоречий. С почитанием мертвых неразрывно связан страх перед ними. От Египта до Папуа — Новой Гвинеи в разные моменты и в разных местах процветали ритуалы нейтрализации, умиротворения и умилостивления бестелесных духов. В средневековой Англии мертвых боялись так, что трупы уродовали и сжигали, чтобы они гарантированно не могли восстать из могил. У индейцев яномама обязательная часть похоронного обряда — сжигание имущества усопшего. Католическая церковь и по сей день считает мощи святых реликвиями.

Таким образом, распространение мемов одушевленных существ было вызвано положительным и отрицательным воздействием мертвых. Именно память о навыках и знаниях умерших дедов и отцов превратила этот процесс в адаптивный, в поистине благотворный символический круговорот. Не будет преувеличением сказать, что главной движущей силой нашего культурного взрыва было то, насколько сильно мы тосковали по умершим.

Вера в божественный авторитет как основа для принятия решений привела к ускоренному накоплению эмпирических знаний о мире в форме заповедей, легенд, догм, ритуалов и практик. Даже если эта вера подкреплялась всевозможными совпадениями и суевериями, она была зародышем нашей рациональности. Причины и следствия изучались посредством подтверждения или опровержения эффективности религиозных символов.

Поклонение мертвым зародилось в палеолите, прошло через неолит и достигло кульминации в бронзовом веке — с его наследием величественных гробниц и началом символической письменной фиксации всего накопленного культурного багажа. Таким образом, религии в их бесчисленных проявлениях происходят от психологической и физиологической саморегуляции, с помощью которой оптимизировалась репродуктивная способность и сплоченность коллектива. Она стала средством высокоадаптивного функционирования сознания, успешность которого подтверждается гегемонией теистических цивилизаций по всей планете.

Письменность зародилась примерно 4500 лет назад и радикально изменила скорость эволюции нашего вида. Литература начала формироваться в Афроевразии[166] в начале бронзового века, при первом великом цивилизационном слиянии. В нем участвовали индоевропейские и семитские народы.

Рост населения, миграции, военные завоевания стали объединять вокруг общего культурного ядра все больше людей. Передача знаний из поколения в поколение, а также сочетание любви к знаниям и любви между родителями и детьми, увековеченное через обожествление, породили силу, буквально выбросившую нас за пределы стратосферы.

Но точно так же, как ракета продолжает полет к космической станции, по дороге избавившись от отработавшего свое разгонного блока, мы относительно недавно оставили позади значительную часть ментального программного обеспечения, участвовавшего в зарождении революции сознания человекообразных. Чтобы понять, как боги вытащили нас из пещер, нужно выяснить, почему они бросили нас, а мы — их.

От Ахилла до Одиссея

Праиндоевропейский язык, зародившийся в Центральной Азии между 9 и 6 тысячами лет назад, к осевому времени[167] распространился от Ирландии до Индии. В этом регионе на всех возникших тут языках названия сна и