Но все это – истинная природа его чувств – явилось Роберту только теперь, растекаясь по венам горячим опьяняющим эликсиром.

Он дал этому ни с чем не сравнимому чувству свободу, позволив ему править бал и радуясь тому, как Эйлин отвечала ему. Как ее руки сжимали его запястья, как она извивалась на столе и с ее зацелованных губ срывались тихие стоны и всхлипы, когда он погружался в ее лоно и она принимала его. И не хотела его отпускать, оставляя на нем свою печать, так же как и он на ней.

Наконец, когда она вскрикнула, снова достигнув вершины, гром грянул и над ним. Напряжение, прорвав все преграды, хлынуло наружу, и Роберт задохнулся в пароксизме такого невероятного наслаждения, что в буквальном смысле увидел звезды.

Он наконец понял, что значит любить. Творить любовь, не зная границ и не сдерживая себя. Любить без оглядки. В тот последний миг – в момент озарения, когда, опираясь на согнутые руки, он наклонился над ней, обессиленный и опустошенный, но все еще плывущий к тому дальнему берегу, которого, как ему казалось, можно достичь только так, – Роберт окончательно осознал всю силу того, что он впустил в свою жизнь.

И понял, что хочет этого, что готов биться за это не на жизнь, а на смерть, лишь бы сохранить ее и все, что это значит.

Навсегда.

Позже, двигаясь как пьяные, без намека на обычную для них решительность, они поднялись со стола, помылись и упали в его постель. Блаженство еще растекалось по их венам. Обхватив друг друга руками, сплетясь голыми ногами, они сдались на милость сна.

Неизвестно, сколько они проспали, а проснувшись, снова занялись любовью. Но на этот раз медленно, долго смакуя каждый момент близости, изучая друг друга, постигая новые грани наслаждения. Еще позже они лежали, наслаждаясь теплом, не имевшим ничего общего с физическим ощущением. Скорее оно было сродни сиянию, озарившему своим светом их души. Роберт лежал на спине, скрестив руки над головой, и смотрел в потолок.

Эйлин распласталась, положив голову ему на грудь, сплетя ноги с его ногами. Ее пальцы рассеянно теребили жесткие курчавые волосы, покрывавшие его грудь.

Роберт осторожно втянул воздух и, не отрывая глаз от потолка, объявил:

– Просто для того, чтобы мы окончательно поняли друг друга, скажу, что я намерен просить твоей руки. Однако… – Он нахмурился, плотно сжал губы, как будто искал правильные слова, чтобы объяснить свои туманные, но при этом настоятельные сомнения. – Я капитан этого судна. Просить тебя выйти за меня замуж, пока мы находимся на борту, более того, в море, было бы все равно что просить тебя связать свою жизнь со мной в условиях, когда ты целиком и полностью в моей власти.

Эйлин зашевелилась, лежа на нем, подняла голову и внимательно посмотрела в его лицо. Роберт чувствовал ее взгляд, но колебался. Но потом сказал себе, что это трусость, и встретился с ней взглядом.

Она испытующе смотрела в его глаза. Это продолжалось довольно долго, после чего она прошептала:

– Ты знаешь, что я согласна.

Он поморщился и снова устремил взгляд вверх… в потолок.

– Дело не в этом. И Господь свидетель, что я вовсе не хочу, чтобы ты сказала «нет», но… Я хочу, чтобы ты сказала «да», когда могла бы сказать «нет», если бы пожелала. – Он снова взглянул на нее. – Думаешь, в этом нет никакого смысла?

Слегка улыбнувшись, Эйлин потрепала его по груди.

– Нет, думаю, есть. – Теперь она смотрела ему в глаза более бесстрашно – по правде сказать, более пронзительно, чем он. – Ты разумный человек, Роберт Фробишер, и обладаешь глубоким умом. Поэтому я с нетерпением жду, что ты скажешь дальше.

Роберт не мог с уверенностью сказать, что это было. Обещание подождать или угроза обречь его на вечные муки. Так или иначе, она согласилась…

– Я подумал, – немного смущенно сказал он, – что мы могли бы воспользоваться этим путешествием, чтобы узнать друг о друге больше. – Он снова уставился ей в глаза. – Я знаю твою семью, но не знаю тебя. – Когда одна каштановая с медным отливом бровь изогнулась дугой, он криво улыбнулся и добавил: – Я знаю, что ты за человек, более чем достаточно, чтобы хотеть видеть тебя своей женой, но я почти ничего не знаю о том, что сделало тебя такой, какая ты есть. Я почти ничего не знаю о твоей жизни.

– И я почти ничего о тебе не знаю. – На миг Эйлин замолчала, задумчиво глядя на него, потом ее брови насмешливо дрогнули. – Тебе не кажется странным, что мы знаем друг друга всего несколько дней и оба решили, что проведем вместе всю свою оставшуюся жизнь?

Роберт колебался, но ее глаза – их открытость, без отстраненности, без попытки спрятаться – придали ему смелости.

– С того момента, как тебя увидел, я знал, что ты та женщина, которую я ждал всю жизнь. Напомню, что в тот момент ты держала заряженный пистолет, направленный мне в сердце.

Эйлин улыбнулась кокетливой, довольной и очень женственной улыбкой.

Он слегка взлохматил ее волосы.

– Ну и?.. Ты можешь сказать мне что-нибудь подобное в ответ.

Она засмеялась.

– Это в тебе говорит дипломат, но… – Она сверкнула глазами. – Я признаю, что, когда увидела тебя впервые, хотя и издалека – это было, когда ты пришел с Сэмпсоном на службу Ундото, – я определенно выделила тебя из толпы, как никого другого. И наверно, где-то в глубине души, каким-то первобытным инстинктом я поняла, что ты тот мужчина, которого я хотела бы назвать своим.

Роберт остался до смешного довольным ее ответом.

– Значит, я должен стать твоим?

Она снова уютно устроила голову у него на груди.

– Если это случится, я в долгу не останусь.

Он улыбнулся, чувствуя, как все его существо наполняется удовлетворением. Роберт не часто испытывал такое ощущение, но был рад ему.

– Что ж, неплохо на сегодняшний день. – И не удержался, чтобы не добавить: – Хотя полагаю, что должен тебя предупредить: с Фробишерами никогда не бывает… легко.

Эйлин фыркнула, пытаясь сдержать смех.

– Теперь я буду думать, стоит ли позволять моим братьям говорить с тобой до того, как мы поженимся.

Роберт засмеялся. В этот миг в коридоре послышалась какая-то возня и в дверь постучали. Он поднял голову и услышал удалявшиеся по коридору шаги.

Почти в тот же миг зазвонил корабельный колокол. Роберт насчитал четыре удара, потом взглянул в окно.

– Четыре удара. Должно быть, это сигнал начала вечерней вахты. – Он откинул одеяло и встал. – А возня и стук, как я подозреваю, – это Фоксби, который принес поднос с едой.

Эйлин приподнялась на кровати и наморщила брови.

– Четыре удара… что это значит? Два часа?

Роберт кивнул. Натянув бриджи, он направился к двери.

– Вставай. – Он остановился, положив руку на дверную щеколду. – Пора начинать.