Когда Кутанс закончил, последовало долгое молчание. Алиенора наконец сумела выдохнуть и резко втянула воздух, так что в легких закололо. Известие лишило ее дара речи, но гнев постепенно возвращал к жизни.

– Это немыслимо! – наконец провозгласила она. – Немыслимо, чтобы германский император написал Филиппу Французскому и признался в этом ужасном деянии по отношению к другому монарху и брату по оружию. Какой позор! Так могли поступить только люди, которые не почитают Бога! Это достойно лишь презренных червей! – Она сверкала глазами. – Раз Ричард в плену у императора, то Филипп пойдет на Нормандию. Мы должны готовиться к войне. – Ее затрясло от ярости и ужаса, выросших из гнева и страха. – Я сейчас же напишу папе римскому. Надо обнародовать известие о пленении Ричарда. И потом мы должны заняться его освобождением.

– Я найду для этого подходящих людей и немедленно отправлю их к папскому двору, – подхватил Уолтер Кутанс. – По крайней мере, король жив, госпожа, слава Господу нашему!

Алиенора мрачно кивнула:

– Как только мы его найдем, нам нужно будет узнать, каковы его пожелания относительно правления страной. Он вполне может руководить нами оттуда, где находится.

Королева больше не могла ждать. Она хотела оказаться там, в Германии. Хотела раздвинуть прутья его темницы и убить тех, кто заточил его там. В голове ее проносились ужасные картины, но она прогнала их. Сейчас, как никогда, необходимо контролировать себя. Ричард не погиб, слава Богу! Вот за эту мысль надо держаться, и тогда все получится.

Вестминстерский дворец,

февраль 1193 года

Алиенора очнулась от тягостного сна, в котором ей явился Ричард в обличье льва, опутанный цепями и рычащий от бессилия. Она открыла глаза и увидела над собой лицо Амирии.

– Госпожа, Уильям Маршал просит аудиенции. Я сказала ему, что вы отдыхаете, и он ответил, что в таком случае вернется позднее, но что у него новости, которые вы хотели бы услышать. Принять его или отослать?

Алиенора потерла глаза и села в кровати. У нее саднило в горле от бесконечных диктовок писцам и от слез, пролитых в минуты уединения, когда никто не мог видеть ее горя и отчаяния. Уильяма не было, когда объявили о пленении Ричарда, она сама послала ему письмо в его поместье Кавершем на Темзе.

– Принеси вина, – велела Алиенора, – и помоги мне одеться. Только сначала попроси его подождать.

Когда Уильям предстал перед ней, она была уже одета и собрана, но при виде этого высокого, сильного и бесконечно преданного ей человека у нее слезы навернулись на глаза. Алиенора сморгнула их и остановила Маршала, когда тот начал опускаться перед ней на колено.

– Иди сюда, сядь. – Она указала на кресло у огня. – Отдай Амирии свои сапоги и плащ. Сегодня дождливо, как я посмотрю, но тебе нет необходимости испытывать неудобства от мокрой одежды, пока мы разговариваем.

Он так и сделал. Служанка разложила плащ рыцаря на сундуке, чтобы тот подсох, и принесла на замену другой, подшитый мехом, и пару мягких кожаных башмаков. Уильям сам подбросил несколько поленьев в очаг и нажал на меха, чтобы пламя разгорелось жарче.

– Что же ты не послал вперед гонца предупредить о своем приезде? Я не ожидала тебя в столь поздний час.

– Я хотел обогнать всех гонцов, которые могут сейчас скакать сюда с новостями, госпожа. Новости эти не из приятных, и мне тяжело сознавать, что огорчу вас.

– Говори! – Алиенора сидела прямая, как копье.

Уильям откинул со лба волосы:

– Я люблю и почитаю вас, поэтому говорю с глубоким прискорбием… Иоанн укрепляет Виндзор и Мальборо, подвозит туда припасы и воинов, а сам уехал к королю Филиппу, чтобы принять его предложение о женитьбе на Адель и принести вассальную клятву на все земли короля Ричарда на том берегу Узкого моря. На этот раз Иоанна ничто не остановило, и он уже покинул страну. – В лице Маршала читалось глубокое беспокойство и даже опасение. Его родной брат командовал крепостью Мальборо, и это означало, что Уильяму придется разорвать связь с семьей ради верности Алиеноре. – У него дурные советчики. У меня есть доказательства того, что он с Филиппом намеревается завоевать Англию. На слово я бы не поверил этому.

– Что за доказательства? – мертвым голосом спросила Алиенора.

– Для него набирают уэльских наемников. Мне это известно от моего человека, который искал воинов для меня самого. И он пересекся с человеком Иоанна, у которого были с собой грамоты, обещающие хорошую оплату и богатые трофеи. Другой из моих посланцев сообщает, что для вашего младшего сына нанимают людей и в Брабанте. Госпожа, принц собирается захватить Англию. Юстициары должны помешать ему.

Алиеноре стало тошно. Ричарда она любила страстно, ради него сдвинула бы и небо, и землю, но Иоанн – тоже ее сын.

– Это не может быть правдой… – Королева и сама знала, что на это надежды нет. Уильям не пришел бы к ней ни с чем иным, кроме правды.

Старый друг посмотрел ей в глаза и промолчал, но взгляд его сказал достаточно.

Но даже перед стеной фактов ее сердце отказывалось сдаваться и хотело пробить эту стену. Она вспоминала о том, каким Иоанн был в детстве: вечно корпел над своей счетной доской, что-то обдумывал, подозрительно глядя на остальных детей, а потом обращал на нее сладчайшую улыбку. Вспоминала о его обаянии, уме, его неустанно работающей мысли… И вдруг поняла, что точно так же повел бы себя Генрих, если бы захотел переиграть своих братьев или подавить ее волю. То, что Иоанн унаследовал от отца эту черту, бесконечно опечалило Алиенору. Сын – предатель, и все равно она хотела найти ему оправдания.

– Вероятно, его сбили с верного пути. А может, он пытается помириться с Филиппом и потом стать посредником между ним и Ричардом?

– Это одна из возможностей, госпожа, – дипломатично ответил Уильям, – тем не менее предпринять меры предосторожности надо незамедлительно. Нужно решить, что делать. Если Иоанн действительно планирует захватить власть с помощью Филиппа, мы должны быть готовы. Если нет, то мы ничего не потеряем.

Алиенора, совершенно обессиленная, кивнула:

– Я еле жива из-за тревог о моем прекрасном, доблестном сыне, которого враги пленили и оклеветали, а теперь узнаю, что его брат готов использовать это несчастье ради собственной выгоды!

Глаза Уильяма наполнились состраданием.

– Госпожа, поверьте, я вам от всей души сочувствую, и простите меня за то, что огорчил вас своими словами.

– А я благодарю тебя за них, но мне нужна будет твоя помощь, а не сочувствие. Что бы ни случилось, Иоанн не должен пострадать никоим образом, потому что он по-прежнему мой сын и потому что это может стать опасным прецедентом. Я разберусь с ним по-своему. Хочу, чтобы это было понятно.

– Да, госпожа. – Лицо Маршала было бесстрастным. – Я сделаю все возможное, чтобы исполнить ваше желание.