– Нет, госпожа.

Они обошли молчанием то, что оба прекрасно знали: осада хотя и не прекращалась, но не была слишком настойчивой, потому что Алиенора приказала юстициарам не доводить Иоанна до позорного поражения. Она хотела принудить сына по собственной воле попросить о мире и так достичь взаимоприемлемого соглашения. Хотя в любом случае ему придется изменить отношение к Ричарду.

– Я… – Она умолкла и повернулась к двери, потому что в комнату, почти позабыв о приличиях, ворвался слуга с красным от радостного возбуждения лицом. Он так спешил, что споткнулся и едва не упал королеве под ноги.

– Госпожа, госпожа! Здесь настоятели аббатств Боксли и Робертсбридж, и епископ Солсбери с ними!

У Алиеноры сердце замерло в груди. Хьюберт Уолтер, епископ Солсбери, был в Святой земле вместе с Ричардом. Наконец-то она получит ответы на все свои вопросы, будь то к радости или к печали.

– Приведи же их сюда. Немедленно! – Она обратилась к Уильяму: – Я хочу, чтобы ты остался и услышал то, что будет сказано, и поддержал меня, если новости плохие.

– Конечно, госпожа. – Он поклонился.

Священников ввели в комнату, и они исполнили приветственный ритуал. Все трое был покрыты пылью после долгой дороги, но на лицах их светилась радость.

– Госпожа, король жив, а также в крепком здравии и бодром настроении, учитывая обстоятельства, – заговорил настоятель аббатства Боксли. – Его содержат в замке Трифельс. Он шлет вам оттуда сердечный привет и просит, чтобы вы не жалели усилий для его освобождения.

– Вот письма. – Хьюберт Уолтер положил перед ней сумку.

Это был высокий, воспитанный и красивый человек с умом острее бритвы и удивительной способностью к счету: в том, что касалось денежных расчетов, никто не мог с ним сравниться. Он направлялся домой через Рим, но, когда услышал о том, что произошло с королем, повернул в Германию, чтобы присоединиться к двум другим священнослужителям.

– Я знала, что он не погиб! – Алиенора глотала слезы. Знание того, что вот эти три человека недавно видели Ричарда, наполняло ее жаждой лицезреть сына собственными глазами, а понимание того, что пока это невозможно, было пыткой. – Каковы условия освобождения короля?

Правильные черты Хьюберта Уолтера исказила гримаса неудовольствия.

– Требуют выкуп, госпожа, и еще заложников.

– Как и ожидалось. Мы готовились.

Она отправила прислугу за едой и питьем для гостей, а сама вскрыла письма. Однако из-за возраста и слез ее глаза видели плохо, буквы сливались, поэтому Алиенора вернула свитки обратно Хьюберту Уолтеру.

– Прочитай! – велела она.

Епископ откашлялся. Голос у него был звучный и глубокий – такой, какой нужен, чтобы удерживать внимание паствы.

Ричард обращался к ней «милая матушка», и при этих словах Алиенора судорожно сжала кулаки. Сын писал, что с ним все хорошо, но ему нужно, чтобы она как можно скорее организовала его освобождение. Условия выкупа были согласованы: как только сумма в размере семьдесят тысяч марок будет заплачена, его немедленно отпустят, а гарантией того, что оставшиеся тридцать тысяч не заставят себя ждать, станут заложники из числа его родственников.

Потрясенная Алиенора уставилась на Хьюберта Уолтера:

– Сто тысяч марок? – Это было гораздо больше, чем они предполагали.

Он встретил ее изумленный взгляд, потом быстро глянул на Уильяма, который сохранял бесстрастное выражение лица.

– Госпожа, боюсь, что так. Мы не смогли договориться о меньшей сумме. К сожалению, это еще не все. Король пообещал императору предоставить на год пятьдесят галер и двести рыцарей.

– Но это же смешно! – взорвалась Алиенора. Она всегда знала, что император заставит Ричарда платить и просто так его не отпустит, но такие условия переходят всяческие границы. Если они заплатят требуемую сумму, то окажутся нищими. А это значит, что Англия ослабеет, чего и добивается, по-видимому, Генрих Германский. – Что еще там говорится?

Хьюберт Уолтер возобновил чтение. Ричард рекомендовал сделать Уолтера следующим архиепископом Кентербери и советовал Алиеноре поручить ему сбор средств для выкупа. Также он выражал пожелание, чтобы к сопровождению заложников и выкупа привлекли Уильяма Лонгчампа. Алиенора слушала и кивала. Лонгчамп вечно будет чинить неприятности, но его преданность Ричарду не вызывает сомнений. По крайней мере, его можно с толком использовать. И у нее не было возражений против того, чтобы Хьюберт Уолтер занял трон архиепископа Кентербери, когда тот освободится. Она с удовольствием поддержит его избрание.

– Что касается графа Мортена, – продолжал Хьюберт, – король уверен, что его брат не тот человек, который сможет чего-то добиться с помощью меча, если ему будет оказано хотя бы малейшее сопротивление. Поэтому он советует не переживать, графа Мортена легко остановят.

– Тем не менее лучше не воевать, а договориться о мире. Только в единстве, а не враждуя, мы сможем собрать этот немыслимый выкуп. – Алиенора прикоснулась к бочонку с серебряными монетами.

– Воистину, госпожа. Король передает это все в ваши руки и просит, чтобы вы написали папе римскому письмо в самых сильных выражениях.

– Я немедленно займусь этим.

Принесли угощение, и следом появился Уолтер Кутанс, запыхавшийся от спешки. Письмо вновь зачитали, и вскоре разгорелось всеобщее обсуждение того, как собрать выкуп. Алиенора была в ужасе от его размера. Он обескровит страну и к тому же восстановит против короля население. Стоило преодолеть один холм, как впереди вырастал другой. Ей казалось, что она одна, как вьючное животное, тащит на себе весь мир.

Когда речь зашла о возможных доходах от настрига шерсти, дополнительных налогов и пожертвований, в комнату явился один из рыцарей Хьюберта Уолтера с тяжелым кожаным мешком. Когда он опустил его на пол у ног епископа, раздался лязг. За рыцарем следовали два оруженосца со стойкой и двумя перекладинами.

– Я привез с собой хауберк короля, – объявил Хьюберт.

И действительно, в мешке лежала свернутая кольчуга Ричарда, которую Алиенора в последний раз видела на сыне, когда он выезжал из Везле три года назад. Там же находился шлем, подшлемник, кольчужные чулки и даже один из его мечей. Хьюберт приказал оруженосцам установить хауберк на подставку. На доспехах местами была ржавчина, а где-то – потертости оттого, что они долго путешествовали в сложенном виде, а кое-где висели железными слезами поврежденные кольца.

– Король велел выставить хауберк в Лондоне на всеобщее обозрение, а потом провезти по всему королевству, чтобы побудить подданных жертвовать деньги на выкуп.

Алиенора вздрогнула: ей показалось, что это не хауберк, а Ричард собственной персоной стоит перед ней.

– Его надо будет почистить, – озабоченно нахмурился Уолтер Кутанс. – Никто не поверит, что это доспехи с плеча самого короля.