На мое несчастье этот 5-й взвод, или, как мы его называли, «5-я колонна», вместе со своим командиром попал в мое распоряжение.

Люди там действительно были отборные. Например, у одного бойца после каждого действия желудка выпадала прямая кишка сантиметров на 50. Он начинал ходить раскорякой, и его надо было немедленно отсылать домой, где он сам вправлял кишку, иначе она могла отмерзнуть.

У другого бойца пальцы всегда были зажаты в кулак, якобы вследствие паралича, хотя я подозревал, что он симулирует. Спал он всегда в рукавицах, а на работе убирал щепки с постройки убежищ, таскал их по одной, зажимая между кулаками.

Ну как с подобными людьми выполнять план? Ломами я их обеспечил, ругал ежечасно, но в сумме двух взводов едва вытягивал 100 % плана.

Недели через две их куда-то отправили. И снова против моей фамилии стала красоваться цифра 150. Но Лосев, между прочим, остался, хотя Пылаев решительно не знал, что с ним делать. Он все ходил по траншеям, и когда приближался к сидевшим на перекуре, те сразу замолкали.

Именинником со 150 процентами я не мог ходить долго и понимал, что скоро опять сяду. Все мои траншеи считались принятыми лишь условно, ведь я только землю копал. Вначале на 1-й линии в самих Коробках, когда я безжалостно срубил росшие перед хатами пирамидальные тополя, мне удалось построить два дзота.

А на 3-й линии расстилалось голое поле, а до леса считалось 4 километра. Дзотов тут не было, но все убежища оставались непокрытыми, а самое главное, мне предстояло выстроить 3 КП (командных пункта) — одно батальонное и два ротных.

Котлованы для них я выкопал давным-давно, но о постройке их не смел и мечтать, ведь для этого требовалось 40–50 кубометров леса.

Наши четыре ротные лошадки были всецело заняты на хозяйственных перевозках. Я ходил по работам и все повторял:

— Коня, коня! Полцарства за коня!

Самородов попытался было походить по соседним деревням с предложением обмена: «Возьмите от нас пять стариков, а нам отдайте одну кобылу». Но ни один председатель колхоза на такую комбинацию не пошел.

Виктор Эйранов однажды попытался весь свой взвод отправить в лес. В тот день бойцы его принесли на своих плечах столько бревен, что ими хватило накрыть лишь два убежища. Нет, это не был выход из положения.

Лосев предлагал достать лошадь по способу № 13. Нет, такое возможно было во время похода Унеча — Любеч, но не посылать же людей, хотя бы и во главе с бывшим чекистом, за 40 километров, мимо всяких КПП и комендантских патрулей. Тут такая могла бы завариться каша, что потом не расхлебаешься.

Лошадка у меня появилась неожиданно, как в сказке.

Еще до моего переезда в Пищики помкомвзвода Харламов тайно от всех поселил километров за 15 одного нашего бойца — сапожника Нефедова Алексея. Он мог там делать что хотел, но обязан был через день заработать лично для Харламова литр самогону и курицу.

В 1-м взводе членов партии не было, но имелся один комсомолец, которым мы очень гордились; это был близорукий паренек Федя Бучнев. Харламов отпускал его через день с обеда, и тот отправлялся за нефедовской данью.

Когда я переселился в Пищики, Харламов вынужден был мне во всей этой комбинации признаться. Я всецело одобрил его инициативу, и мы вдвоем через день после работы предавались весьма приятному времяпрепровождению.

Федя знал, что я остро мечтаю о лошадке, и однажды мне сказал, что председателю колхоза той дальней деревни нужно построить скотный двор и за 5 плотников он согласен временно отдать лошадь.

Пылаеву такой обмен очень понравился. И на следующее утро Федя и Самородов повели, правда, не пятерых, а четвертых наших старичков в лаптишках, в подбитых ветром одежонках, за 15 километров.

Когда уже смеркалось, в Пищики привели кобылу. Я вышел ее смотреть. Передо мной стояла маленькая, тощая, понурая гнеденькая лошаденка, безразлично уставившаяся в землю. Вместо уздечки с ее морды свисала гнилая, перевязанная в нескольких местах веревочка, иной упряжи на лошадке не было.

Старые сани и лугу мы сразу нашли в Пищиках. Несмотря на ночь, я погнал Самородова в Духовщину с приказом разыскать к утру, где хочет, хомут и прочую упряжь. Другой боец отправился в Коробки за овсом и за сеном.

Утром до 10 часов мы прилаживали хомут, чинили сани. Наконец запрягли лошадку. За возчика сел Нефедов Павел — брат сапожника. Он тронул веревочными вожжами, лошадка затрусила в лес и за день привезла три воза бревен.

Вечером я покатил на ней в Коробки за фуражом. Увидев лошадку, Пылаев стал хохотать, издеваться над ее действительно невзрачным видом. Он распорядился принять ее лишь на половинный паек, выдавать ей ежедневно вместо четырех два кило овса и очень мало сена.

Присутствовавшая при осмотре лошадки некая Анечка спросила меня — как ее зовут.

Я ответил, что еще не придумал.

— Назовите ее Чилита. Не правда ли, оригинально? — заметила Анечка.

И с того дня все пошло как по маслу. Чилита совершала ежедневно 4 рейса, Самородов со своим отделением ежедневно накрывал 4 убежища, а 4 наших старичка-плотника на Чилитиной родине строили колхозный скотный двор.

Так продолжалось до тех пор, пока из-за 5-го взвода кривая выполнения моего плана не поехала вниз.

Однажды Пылаев мне резко высказал свое недовольство. Я стал оправдываться, ведь еще надо отрабатывать за четырех человек.

— Каких четырех человек? — спросил Пылаев.

— Да тех, что пошли в обмен на Чилиту.

— Немедленно вернуть их обратно!

— А как же Чилита?

— А Чилита как работала, пусть так и работает. Она тебе нужна?

— Очень нужна. — Я не сказал, что успел уже полюбить милую кобыленку. Несмотря на свое тщедушие, она усердно помогала мне выполнять план.

Федя Бучнев на следующий день отправился за очередной нефедовской данью. Ему было поручено сказать нашим старичкам, чтобы они возвращались в Пищики, а в колхозе предупредили бы — дескать, идем за пайком, а через день вернемся.

Следующая неделя прошла благополучно, но на душе у меня кошки скребли.

Настал день, когда, вернувшись с пакетом от Нефедова, Федя Бучнев мне сказал, что председатель колхоза беспокоится, велел или вернуть Чилиту, или вновь послать плотников.

Я пошел к Пылаеву.

— Не отдавать! — воскликнул он. — Ни в коем случае не отдавать! Если явятся за Чилитой, посылай их ко мне.

И Чилита продолжала возить лес. Уже все убежища были накрыты. Самородов приступил к строительству ротного КП.

Однажды в поле ко мне подошел невзрачный, лохматый мужичонка.

— Товарищ начальник, так что я насчет кобылы. Она, говорят, у вас.

— Ничего не знаю. Идите в Коробки, там командир роты, с ним разговаривайте.