неприятностями ссудосберегательных ассоциаций. Крупнейшие американские банки, включая Citibank и Bank of America, балансировали на грани дефолта — возможно, даже обанкротились. Их акции обесценились. Американское руководство не спешило ликвидировать эти банки вместе с «плохими долгами», как оно советует правительствам других стран. Оно предпочло закрыть глаза на проблемы в банковском секторе, позволив банкам продолжить работу, как в свое время позволило это ссудосберегательным ассоциациям. Банки спасло то, что в начале 1990-х годов в экономике начался подъем (а также резкий наклон кривой доходности благодаря действиям ФРС).

Сырьевой сектор в развивающихся странах пострадал в той же мере, что и американский сырьевой сектор. Дефляция на руку тем, кто занимает верхние этажи экономики, то есть компаниям, предоставляющим эксклюзивные услуги и производящим высокие технологии. Основной удар принимают добывающий сектор, сельское хозяйство и «низкие» технологии. Во время президентства Картера, когда бушевала инфляция, доля сельскохозяйственного сектора в экономике выросла на 4,9 %, в то время как финансовый сектор уменьшился на 2,9 %. За годы правления Рейгана агросектор потерял 10,3 %, а финансовый — увеличился на 10,3 %[90].

Для расширения бизнеса фермеры брали кредиты под проценты, выраженные двузначными числами; в 1980-е годы из-за снижения цен на сырье, укрепления доллара и огромных выплат по кредитам фермерские хозяйства стали разоряться одно за другим. Финансовые учреждения, кредитовавшие фермеров, во время второго раунда спровоцированной Волкером дефляции в

1984 году постепенно уходили под воду, будучи не в состоянии удержаться на плаву. Вместе с агросектором в 1980-е годы пострадали традиционные отрасли промышленности — сталелитейная, нефтяная, горнорудная, лесная, а также производство шин. Рост экономики в развитых странах всегда сопровождался расширением доли современных отраслей, выпускающих продукцию с высокой добавленной стоимостью, и сокращением «старых» секторов, например, сельского хозяйства (по крайней мере в пересчете на рабочую силу). Эта тенденция прослеживалась на протяжении всей истории США. Но в 1980-е годы под воздействием дефляции это явление стало гораздо более выраженным. Поскольку дефляция благоприятствует росту тех отраслей, где работают «белые воротнички», и мешает тем, где трудятся «синие», в адрес американской администрации все чаще раздавались упреки, что вызванный Рейганом прилив поднимает не все лодки. Но Джону Ф. Кеннеди, который придумал это сравнение в защиту собственной, сходной с рейгановской, программы, не приходилось иметь дело с плавающим долларом.

Глава 12 Эпоха Гринспена: крах фондового рынка 1987 года, рецессия, восстановление экономики и дефляция

«Чуть ли не истерическое неприятие золотого стандарта — единственное, что объединяет централистов всех мастей. Они словно чувствуют — более остро и тонко, чем многие убежденные сторонники свободной конкуренции, — что золото неотделимо от экономической свободы, что золото — это инструмент рыночной экономики и что эти два явления нуждаются друг в друге и друг из друга вытекают».

Алан Гринспен, «Золото и экономическая свобода», 1967[91]

«Единственным решением представляется создание в США таких бюджетных и денежных условий, в которых доллар не будет уступать золоту — условий, которые стабилизируют общий уровень цен и одновременно с этим долларовые цены на само золото».

Алан Гринспен, «Могут ли США вернуться к золотому стандарту?», 1981[92]

«Несмотря на все достижения, нынешняя денежная политика далека от идеала. Каждый раз ситуацию следует рассматривать в отдельности, как уникальную или почти уникальную. Возможно, это лучшее, что мы сейчас можем сделать. Но мы постоянно изучаем альтернативные методы в надежде, что они превзойдут политику привязки, поэтому Федеральный комитет по открытым рынкам все менее способен анализировать ситуацию и предсказывать дальнейший ход событий.

Перед Первой мировой войной золото служило якорем для привязки денег или мерилом стоимости, но сначала его дискредитировали, чтобы потом от него отказаться, поскольку оно накладывало ограничения на дискреционную денежную и бюджетную политику, которая так ценится современными демократиями.

Фиксированные или даже самонастраивающиеся нормы расширения денежной базы могли бы осуществить привязку системы, но такой подход вряд ли будет одобрен, поскольку он ограничивает вмешательство государства в экономику».

Алан Гринспен, 1997[93]

«Стоит ли нам на данной стадии возвращаться к золотому стандарту? Ответ будет следующим: я так не думаю, потому что мы действуем, как будто мы уже там».

Алан Гринспен, 2005[94]

Когда в августе 1987 года Алан Гринспен возглавил Федеральную резервную систему, курс доллара снижался, не выдерживая давления со стороны министра финансов Джеймса Бейкера. В августе унцию золота можно было купить приблизительно за $460, хотя в феврале на момент подписания Луврского соглашения унция стоила около $400. Вопреки достигнутым в Париже соглашениям, курс доллара к немецкой марке и к иене также упал. Министерство финансов и ФРС США постоянно спорили с немецким и японским Центробанками о том, каким образом следует поддерживать согласованный курс доллара: Германия и Япония призывали Соединенные Штаты к монетарному самоограничению, в то время как США предлагали оппонентам ослабить марку и иену посредством смягчения денежной политики. Бейкер находился под сильным впечатлением от растущего дефицита текущего счета США и потому поддался на уговоры решить эту надуманную проблему за счет снижения доллара.

Снижение доллара (т. е. инфляция) было тем более нежелательно, что с 1987 года в США повышался налог на прирост капитала (в качестве уступки демократам в обмен на поддержку закона о снижении налогов в 1986 году). Если разряды подоходного налога с 1985 года пересматривались в соответствии с ростом индекса потребительских цен, налог на прирост капитала не был проиндексирован (он до сих пор не проиндексирован). Это означало, что более высоким налогом облагался не только реальный прирост капитала, но и порожденные инфляцией иллюзорные доходы. Слишком свежи были воспоминания о том, как в 1970-е годы такая комбинация подорвала фондовый рынок.

Но денежной политикой ведает не Казначейство. Вопрос заключался в том, будет ли ему подыгрывать Федеральный резерв. ФРС увеличила дисконтную ставку 4 сентября 1987 года: хотя повышение носило чисто символический характер, оно случилось впервые с 1984 года, что указывало на то, что Центробанк склонялся к укреплению доллара. На заседании Федеральной комиссии по открытым рынкам 22