бегать время от времени на четвереньках. Однажды гидд попытался перепрыгнуть через ограду; в другой раз три хуна старались вместе пробиться сквозь частокол — отбегая, разгоняясь и с низкими стонами одновременно сталкиваясь со вросшими в землю столбами на глазах у сидевших внутри и вздрагивавших при каждом ударе паломников.

Любопытствуя, Кугель подошел к частоколу и прикоснулся горящей ветвью к одной из навалившихся на ограду туш — хун яростно взвизгнул. Сквозь прореху между столбами протянулась мощная серая рука; Кугель едва успел отскочить. Но магическая ограда выдержала все атаки; через некоторое время хищники перегрызлись между собой и пропали в ночи.

Вечером третьего дня отряд приблизился к месту слияния Аска с большой, медленно текущей рекой, которую Гарстанг назвал Скамандером. Неподалеку начинался лес высоких пальдамов, сосен и кручедубов. С помощью местных дровосеков пилигримы повалили несколько деревьев, распилили стволы и подтащили торцованные бревна к самому краю воды, после чего соорудили плот. Собравшись на плоту, паломники, сообща навалившись на шесты, сдвинули его в реку, после чего тихо и спокойно поплыли по течению.

Пять суток они сплавлялись на плоту по широкому Скамандеру, иногда почти теряя из виду берега, порой дрейфуя рядом с окаймлявшими реку тростниковыми зарослями. Не зная, чем еще заняться, паломники устраивали продолжительные диспуты, причем их мнения по каждому вопросу расходились основательно и безапелляционно. Нередко они предавались обсуждению метафизических таинств, а также тех или иных тонкостей гильфигитского учения.

Субукьюль, самый набожный из пилигримов, подробно изложил свой символ веры. По существу, он придерживался ортодоксальной гильфигитской теософии, согласно которой восьмиглавое божество Зо Зам, сотворив космос, отрубило большой палец своей правой ноги, каковой палец стал Гильфигом, а восемь капель крови, пролитой в процессе ампутации пальца, стали восемью человеческими расами. Скептически настроенный Рормонд подвергал нападкам эту гипотезу творения:

— Кто в таком случае создал твоего гипотетического «создателя»? Еще один «создатель»? Не проще ли заранее предположить конечный результат творения: мигающее при последнем издыхании Солнце и умирающую Землю?

На что Субукьюль отвечал сокрушительными доводами, цитируя священное писание гильфигитов.

Паломник по имени Блунер упорно проповедовал собственный вариант сотворения мира. Он верил, что Солнце — не более чем клетка организма божества вселенских масштабов, сотворившего космос в процессе, аналогичном произрастанию лишайника на камне.

Субукьюль считал его гипотезу чрезмерно усложненной:

— Если Солнце — клетка организма, то чем тогда становится Земля?

— Земля — микроскопический паразит, извлекающий жизненные соки из клетки организма, — ответил Блунер. — Такие взаимоотношения живых существ встречаются повсеместно и ни у кого не вызывают удивления.

— Что в таком случае заставляет Солнце погибать? — презрительно хмыкнув, спросил Витц. — Еще какой-нибудь паразит, подобный нашей планете?

Блунер приступил к подробному разъяснению сущности своего органона, но его почти сразу же прервал Праликсус, высокий худощавый человек с пронзительными зелеными глазами:

— Послушайте! Мне все понятно, мое вероучение отличается предельной простотой. Существуют огромное множество возможностей и еще большее множество невозможностей. Наш космос — осуществление возможности, так как он существует. Почему? Время бесконечно, и, следовательно, со временем реализуется любая возможность. Таким образом, мы существуем в рамках конкретной реализованной возможности и не знаем никакой другой, так как рассматриваем свой космос как единственно возможный. На самом деле, однако, рано или поздно должна существовать, и не однажды, а многократно, каждая возможная Вселенная.

— Будучи благочестивым гильфигитом, я придерживаюсь при этом сходного мировоззрения, — заявил теоретик Казмайр. — Наше вероучение позволяет предполагать последовательность создателей, каждый из которых полностью независим от другого. Выражаясь словами уважаемого Праликсуса, если божество возможно, оно должно существовать! Не могут существовать только невозможные божества! Восьмиглавый Зо Зам, отрубивший большой палец своей ступни, вполне возможен и, следовательно, существует, о чем и свидетельствует священное писание гильфигитов!

Субукьюль моргнул, открыл было рот, чтобы возразить, — и снова закрыл его. Скептик Рормонд отвернулся, созерцая воды Скамандера.

Гарстанг, сидевший в стороне, задумчиво улыбнулся:

— А вы, проницательный брат Кугель? Вы что-то необычно молчаливы. Во что вы верите?

— Мои представления о мироздании еще недостаточно четко сформулированы, — признался Кугель. — Я поочередно рассматривал множество различных точек зрения, причем каждая из них в своем роде убедительна: я выслушал жрецов в Храме телеологов; я наблюдал за заколдованной птицей, вынимавшей клювом прорицания из коробки; я внимал словам голодающего анахорета, выпившего бутылку розового эликсира, который я предложил ему в шутку. Результирующие картины Вселенной противоречивы, но отличаются исключительной глубиной прозрения. Таким образом, мое понимание сотворения мира носит синкретический характер.

— Любопытно! — заметил Гарстанг. — Лодермульх, что скажете?

— Ха! — проворчал Лодермульх. — Обратите внимание — в моих штанах прореха. Никак не могу объяснить ее появление! Существование Вселенной озадачивает меня еще больше.

Со своими гипотезами выступали и другие. Кудесник Войнод определял известный человеку космос как тень другого мира, населенного призраками, существование которых, в свою очередь, зависит от потребления ими психической энергии людей. Благочестивый Субукьюль отверг эту теорию как противоречащую «Протоколам Гильфига».

Споры продолжались без конца. Они наскучили Кугелю и паре других паломников, в том числе Лодермульху; втроем они принялись коротать время, азартно играя в кости, в карты и в шашки. Ставки, поначалу условные, мало-помалу стали расти. Сперва Лодермульх понемногу выигрывал, но затем проиграл больше, чем выиграл, тогда как Кугель присваивал ставку за ставкой. В конце концов Лодермульх отшвырнул кости и, схватив Кугеля за локоть, встряхнул манжету его рукава, из-под которой высыпались несколько дополнительных игральных костей.

— Ага! — взревел Лодермульх. — Это у нас что такое? Я подозревал мошенничество — и вот доказательство! Сейчас же отдавайте мои деньги!

— Как вы можете предъявлять такие требования? — возмутился Кугель. — В чем, по-вашему, состоит мошенничество? Да, я ношу с собой игральные кости — что с того? Почему бы я должен был выбросить в реку все свое имущество перед тем, как приступить к игре? Вы порочите мою репутацию!

— Плевать я хотел на ваши оправдания! — заявил Лодермульх. — Отдавайте мои деньги!

— Не отдам! — отказался Кугель. — Вы много кричите и ругаетесь, но у вас нет никаких доказательств какого-либо нарушения правил с моей стороны.

— Доказательства? — ревел Лодермульх. — Какие еще нужны доказательства? Взгляните на эти кости — подпиленные, крапленые, у одних одинаковые метки на разных гранях, другие перевернуть почти невозможно, настолько у них одна сторона тяжелее остальных!

— Любопытные сувениры, не более того, — объяснил Кугель. Указав на кудесника Войнода, следившего за происходящим, он сказал: — Вот человек наблюдательный и проницательный! Спросите его, заметил ли он какие-нибудь признаки обмана!

— Ничего подобного я не заметил, — подтвердил Войнод. — Насколько я понимаю, Лодермульх поторопился с обвинениями.

Подошел Гарстанг; ему объяснили сущность конфликта. Предводитель пилигримов произнес тоном одновременно рассудительным и успокаивающим:

— В такой