Тишина. Ночь.

И Мишка вдруг осознал всем существом, что освободился. Что наконец-то все закончилось. Что его спасли ради того, чтобы простить. И теперь наконец простили.

– Мишаня, подъем! – тревожно тряс его Эстет. Парень вскочил, толком не понимая, что происходит. Выдернутый из глубокого сна, он мотал головой и хлопал глазами.

Дышал прохладный рассвет. По лесу в неверных утренних сумерках бродили клочья тумана. Они оба вырубились и проспали до утра, несмотря на все ужасы пережитой ночи.

– Ты чего, а?

– Идет кто-то! – напрягся Леха. – Слышишь?

Михей потянулся за автоматом, стиснул прохладное дерево цевья. Откуда-то вылезло непонятное чувство злости. Эх, и покажет он им…

– Сюда идет, сучий хвост! – злобно прошептал парень. – Сейчас я ему заряжу…

Кто-то топтался и сопел у самого входа в строение. Хрустнули ветки, и из кустов вывалился Женька.

– Да чтоб тебя! – в сердцах выпалил Мишка. – Как же ты нас напугал, Евген.

– Ничего не говори, Мишань. Ну и ночка, мать ее, – только и смог выдать летчик и тяжело опустился на землю возле костра. – Мужики, дайте хоть чего-нибудь пожрать.

* * *

Солнце выбиралось из перины туч и пригревало землю. После страшной ночи наступило долгожданное утро, и друзьям снова захотелось верить в то, что все закончится хорошо.

– Эх, Таська-Таська, – покачал головой Женька, глядя на мертвое лицо девушки.

Тайку похоронили рядом со строением, в котором ночевали. Эстет обнаружил неподалеку не то колодец, не то погреб. Тело девушки застегнули в спальник и положили под нависающий ком земли. Михей подкопал и обвалил пласт, погребая подругу. Плакать не хотелось, но в груди будто засела тупая игла.

Мишка никогда не испытывал подобного чувства к женщинам. Ни в кого серьезно не влюблялся, а короткие мгновения близости воспринимал как победы в маленьких битвах. Ни с одной красавицей парня ничего не связало – он даже не испытывал привязанности, хотя многие из них желали большего. Но с Тайкой почему-то вышло иначе. Ведь с ней он провел последнюю ее ночь, и короткая близость сроднила их. И Мишка наконец оттаял. После ночи испытаний и откровений, после всего пережитого он вдруг почувствовал, что тяжелый камень свалился с плеч и душе будто стало легче и просторнее.

– Как меня вчера тоже заморочили, – отвлек парня от мыслей Мороз. – Мишань, представляешь – отошел от Лехи на пару метров и заблудился. Ни вас, ни его. А потом баба какая-то меня позвала. То ли Таська, то ли еще кто, черт ее разберет. Смотрю – голая, рукой машет – к себе зовет. Я сдуру и бросился за ней, реально – будто крышу сорвало.

– Ладно уж, чего там, – устало улыбнулся Михей. – Всем вчера досталось.

– Ничего не говори, – отмахнулся Женька. – Таську жалко. Не уберегли.

Мишка кивнул и обвел взглядом их маленький отряд.

– Ну как, мужики, готовы? Пора в путь!

Мороз похлопал парня по плечу. Даже хмурый со вчерашнего вечера Эстет устало улыбнулся. Они живы – и это главное. Михей задрал голову, глубоко вдыхая утренний воздух. Выглянуло из-за облаков солнце, ветра медленно гнали тучи за далекие горы, очищая небо. И Мишка представил, как они сейчас полетят опять – высоко-высоко. А за ними вслед – оголтелый ветер.

Он знал – теперь они точно долетят.

Под крылом самолета скользили новые пейзажи. «Цикада» уверенно набирала высоту, удаляясь от страшного места, где они провели последнюю ночь.

– Ничего, сейчас круг сделаем – может, сориентируемся, – сказал Евгений.

– Смотри, опять вода, – воскликнул Эстет. – Байкал, что ли?

– Не-е, – покачал головой пилот. – Не может быть. Сейчас определимся.

И Мороз повел машину над побережьем огромного водоема. Он то и дело вглядывался в причудливые очертания береговой линии. Наконец торжественно изрек:

– Братское водохранилище. Нам на запад, парни.

Самолет заложил вираж и стал удаляться от Братска. Михей напоследок глянул на водную гладь, на лежащий на берегу город. Кажется, этими местами их везли в комсомольскую «тюрягу». Парень отвернулся и посмотрел вперед, куда устремилась «Цикада». Все, нечего вспоминать прошлое.

Пилот уверенно вел самолет, держа курс на запад. Снизу плыла зеленая пена тайги, изредка разрезаемая линиями дорог. Сверху над ними пласталась синь, кое-где забеленная мазками облаков. А посередине, между изумрудной землей и лазурью неба, скользила их «Цикада». Сегодня не было страха. Михей смотрел на проплывающие под крылом самолета пейзажи и думал о минувшем. Вчерашняя ночь словно бы расставила все на свои места. Парню теперь казалось, что так и должно быть.

Только здесь, на борту крохотного самолета, разрезающего небо над родной землей, он почувствовал настоящий вкус свободы. Ради этого стоило преодолеть тяжелый путь длиной в тысячи километров, чтобы сейчас, с высоты птичьего полета, смотреть на вольную землю. Закрывая глаза, он видел и жалких узников амурской тюрьмы, и пленников дикарей, поселившихся в Бире. Разбойники и юродивые, грызущиеся вояки в Улан-Удэ и селяне из Ксеньевки – добрые и злые, равнодушные и сочувствующие – все они что-то дали ему. Все разлеглось по полочкам, и в душе воцарилось умиротворение.

А внизу бурлила изумрудная тайга, обласканная лучами августовского солнца. И реки, текущие через леса, прошившие, точно стежками, бескрайние зеленые дали, отражали синь неба – цвет свободы. Настал лучший день в его жизни – тот самый, которого Михей ждал несколько месяцев и не верил, что он когда-нибудь наступит.

– Устал я что-то, – нарушил его думы Мороз. – Подержи баранку, я покемарю.

И Мишка улыбнулся товарищу. Леха тоже молча любовался проплывавшими под крылом самолета пейзажами. «Цикада», разрезая синь неба, несла их к родным землям Михея, до которых оставалось всего ничего.

– Смотри, не твоя деревня там? – спросил пилот. И Михей глядел вниз, пытаясь узнать родные края. Под ними, виляя и закладывая петли, текла река. Парень увидел поселок, лежащий на изгибе реки, а за ним – чистые поля. Дрогнуло сердце – взяло паузу, а потом зачастило, словно автоматная очередь.

– Не очень похоже. Я же сверху не видал ни разу, не пойму.

– Садимся, – констатировал Евгений. – Там разберемся.

– На поле хочешь?

– Так точно.

Мороз заложил полукруг, как и русло реки там, внизу. Самолет стал уверенно снижаться. Деревья надвинулись, и вот уже Михей мог отчетливо разглядеть все, что творилось внизу. Высота падала, и «Цикада», быстро сжирая метры, стремилась к земле.

– Держитесь, мужики, – сказал Женька. – Сейчас тряхнет.

Михей вдруг испугался. А вдруг вот тут, на последней дистанции, они неудачно сядут и разобьются? Погибнут перед самым домом. Нет, так точно будет несправедливо. Самолет заходил на посадку на скошенное поле. Вот уже его пузо сравнялось с макушками деревьев. Земля летела им навстречу, и парень закрыл глаза, приготовившись ко всему.