звук, что я слышала, и изливает в меня семя, а я, прильнув к нему, медленно отхожу от экстаза.

Тяжело дыша, мы прижимаемся друг к другу, и Слейд в последний раз целует меня в спину, а потом разворачивает и сажает к себе на колени. Он прижимает мою голову к своей груди, пока пар клубится вокруг нас, как занавес, призванный укрыть от всего.

Спустя время, когда тишина дарит успокоение, а булькающая вода просто звучит на фоне, я поднимаю взгляд на Слейда, и он наклоняет голову, смотря на меня.

– Это оно, да? – тихо спрашиваю я, чувствуя себя в его объятиях хрупкой и защищенной. – Это настоящая любовь? – Это слово. Важное, многозначительное слово просто срывается с моих губ, покрывая воду рябью, но я знаю, что это правда.

Раньше я считала, что меня любят, когда это было не так. Любовь Слейда совсем не похожа на его любовь. После сегодняшнего я вижу это четко и ясно. Вижу то, на что мне раскрыли глаза.

Слейд сжимает меня в объятиях, а потом целует в лоб.

– Да, Аурен. Это и есть любовь.

Глава 39

Аурен

Оставшуюся ночь мы со Слейдом проводим в постели. Он занимается со мной любовью еще дважды, и я засыпаю, а потом просыпаюсь, когда он опускается ртом между моими бедрами и вытворяет языком очень порочные вещи.

Я не знаю, сколько времени было, когда мы уснули, но, проснувшись, обнаруживаю, что нахожусь в постели одна. И тут нет ничего необычного, потому что я соблюдаю другой режим сна, боясь ненароком что-нибудь позолотить. И все же не могу прогнать колкое разочарование из-за того, что Слейда нет рядом.

Посмотрев на часы, стоящие на каминной полке, вижу, что спала, как обычно, не очень долго. Уже стоит поздний вечер, а значит, пока светло. Я бы перевернулась на другой бок, накрывшись одеялами и довольствуясь тем, что могу спрятаться до ночи, но именно в этот момент желудок решает тихонько заурчать, потому что с пиршества в павильоне прошло много времени. Особенно учитывая, какими… мы со Слейдом были активными прошлой ночью.

Нам это пошло на пользу – нужно любить друг друга, а не вязнуть во всех откровениях их прошлого. Но теперь, когда я одна и у меня есть время все обдумать, в голову приходят только мысли об этой деревне. Обо всех долго живущих тут ореанцах.

В основном я думаю о его матери.

Я хорошо ее понимаю. Ее вырвали из привычного мира, заточили с жестоким человеком. Эту женщину вожделели из-за ее магической силы, держали в стороне как безделушку, которая должна принести желаемые результаты. Интересно, что произошло, когда она прошла через этот разлом, и почему больше не говорит?

Возможно, в тот день у нее сорвался голос от криков, которые она посвятила своему погибшему возлюбленному.

Теперь становится понятным, почему я заметила в селянах и Элоре что-то странное. Наверное, почувствовала их связь с Эннвином, какой бы тонкой она ни была.

Но в голове беспрестанно кружит один вопрос: а я-то как сюда попала? Если Слейд и его отец воспользовались своей магией и разорвали грань между мирами… мог ли еще кто-нибудь сделать то же самое? Меня тайком провезли сюда через какой-то разлом, который, возможно, до сих пор есть в Орее? При мысли, что еще одного фейри продали на рынке торговцев плоти и обращались с ним так же, как со мной, сердцу становится больно. И все же, если в Орее есть фейри… то где же они?

Мысли накатывают одна за другой, но вскоре желудок урчит громче, и я заставляю себя встать с постели.

– Все будет хорошо, – бормочу я, оставив теплые одеяла и отправившись в соседнюю комнату. Днем я ничего не позолочу.

Я должна двигаться мелкими шажками, и первый из них – научиться вставать с рассветом. Меньше всего хочу потерять над собой контроль и уничтожить эту деревню. За такое я никогда себя не прощу.

Посетив умывальную, я захожу в гардеробную. Теперь, когда спина почти зажила, я решаю отказаться от рубашек Озрика и взять свою. Я надеваю чистую одежду и возвращаюсь в спальню, но рука, одетая в перчатку, замирает на дверной ручке. Глубоко вздохнув, я поворачиваю ее и выхожу, идя по длинному коридору на кухню.

Когда почти подхожу к гостиной, то замираю, услышав за стеной голоса.

– Рип, мы больше не можем сбрасывать это со счетов.

Это голос Лу, и ее тон звучит… обеспокоенно.

– Знаю, – отвечает Слейд, и в его словах слышится обреченность.

Наступает пауза, а затем я слышу Дигби:

– Они идиоты, если действительно так о ней думают. Если хотите знать мое мнение, то это просто пустой вой.

– Не важно, – отвечает Джадд. – Они чувствуют угрозу. И слишком самонадеянны, чтобы считать Мидаса лжецом. А еще это в любом случае политика. Если в чем-то и можно быть уверенным, когда речь заходит о правителях, так это в том, что они всегда попытаются вывернуть ситуацию в свою пользу.

Я хмурюсь.

Внезапно распахивается входная дверь, и я подпрыгиваю, прижавшись спиной к затененной стене, когда в дом входит Райатт, громко топая. Если бы он был внимательнее, то заметил бы меня, но он сворачивает.

– Это правда? – рычит он, и всех замолкают. – Правда?

– Да, это правда, – слышу я голос Слейда.

У Райатта вырывается стон досады, и я отчетливо вижу это по его тени, что он начинает расхаживать по комнате.

– Черт.

В животе бурлит от беспокойства, заглушая голод и сменяя его тошнотой. Я знаю, что-то происходит, и Слейд со мной еще не поделился. Многое стало ясно, когда я подслушала его разговор с Райаттом, и у меня возникло такое же чувство, когда Слейд получил того ястреба и не дал никаких объяснений. Конечно, это могло быть что-то незначительное, но я в этом сомневаюсь.

На секунду я подумываю о том, чтобы повернуть обратно. Вернуться в спальню и от всего спрятаться. Но я больше так не могу. Пришла пора сделать еще один шаг. Поэтому, несмотря на растущее беспокойство, я заставляю себя оттолкнуться от стены и пойти в гостиную.

Оказавшись в комнате, вижу, что все собрались за кухонным столом. Слейд сразу же устремляет взгляд на меня, и я вижу на его лице напряжение, а через секунду он его прячет.

– Аурен.

Остальные тоже поворачиваются ко мне, как и Райатт, который стоял в дверях кухни спиной ко мне.

Никто из них