каждый дюйм пространства занимают открытые книги. Их больше, чем Беатрис может сосчитать. Войдя в комнату, она понимает, что они разложены еще и на полу и все открыты на разных страницах.

В одной из них она замечает знакомую иллюстрацию. Это та самая древняя карта звездного неба, которую уже показывал ей Найджелус. Она переступает через книги, стараясь не помять их, и оглядывается в поисках каких-либо признаков самого эмпирея.

Беатрис находит его крепко спящим под рабочим столом. Когда она толкает его ногу носком ботинка, тот резко просыпается, садясь прямо так быстро, что ударяется головой о нижнюю часть стола.

– Ой, – бормочет он, поднося руку к голове и моргая. Его глаза привыкают к слабому освещению, но наконец он видит Беатрис и хмурится.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он, пытаясь встать. – Я не посылал за тобой.

– Прошло два дня без новостей, и я начала беспокоиться, – говорит ему Беатрис, снова оглядывая комнату. – Ты был здесь все это время? – спрашивает она.

– Нет, – говорит он, прежде чем сделать паузу. – Да, может быть, – продолжает он, нахмурившись. – Я посмотрел все возможные тексты, но не нашел упоминания об эмпирее, который мог бы возвращать звезды на небо.

– Это… это что, я сделала? – спрашивает Беатрис. Да, звезда, которую она забрала из Чаши Королевы, снова появилась на своем месте. Но также появилась и звезда, которую Найджелус снял, чтобы создать Софронию, и уж к этому она не может иметь никакого отношения.

– Возвращение звезды, которую я сняла в Селларии, может быть простым совпадением. Но ведь звезда Софи тоже вернулась на небо. Возможно, со звездами происходит нечто большее.

– Звезда Софронии появилась на небе вновь потому, что она умерла, – говорит Найджелус. – Ни одна другая звезда, которую я снял с неба, не вернулась на место. Но ты… Изменилась не только Чаша Королевы, но и Жалящая Пчела и Колесо Странника. За последние два дня оба созвездия снова проходили по небу, и звезды, которые ты забрала, были на месте.

Беатрис пристально смотрит на него, переваривая его слова.

– Ты думаешь, это я сделала? – спрашивает она. – Я бы наверняка об этом знала.

– Во-первых, ты сначала даже не знала, что вообще способна снимать звезды, – напоминает он ей. – Неудивительно, что ты столь же невежественна по части их возвращения на небо.

Слово «невежественная» раздражает Беатрис, но она должна признать, что ничего не смыслит в звездной магии, – по крайней мере, по сравнению с Найджелусом.

– Если я могу вернуть звезды на небо после того, как загадаю на них желание, разве это не хорошая новость? – спрашивает она. – Ты показал мне, как мало звезд осталось на небе, – если я смогу вернуть их обратно…

– Я изучал звезды всю свою жизнь, принцесса. Если есть что-то, чему они меня научили, так это то, что у магии всегда есть цена. То, что мы еще не знаем, какова эта цена, еще не значит, что ее и вовсе нет. Так что я пока не склонен праздновать это открытие, и тебе тоже не следует.

– Ну, возможно, если я сделаю это снова, мы могли бы получить больше информации, – предлагает она. – Я чувствую, что звезды призывают меня к этому.

Найджелус хмурится.

– Призывают к чему?

Беатрис пожимает плечами.

– Ты знаешь, как это бывает, я уверена… такое чувство, что звезды танцуют на моей коже, притягивая меня. Это проходит только тогда, когда я загадываю желание.

Найджелус мгновение просто смотрит на нее, а потом качает головой.

– Ты не упоминала об этом раньше.

– Я не думала, что это имеет отношение к делу, – говорит она. – И мне потребовалась целая вечность, чтобы собрать все это воедино. Как я уже говорила, я два раза снимала звезды с неба, пока была в Селларии, даже не осознавая, что делаю. Но перед каждым из этих случаев я чувствовала то же самое притяжение. Сначала я решила, что это бессонница.

– И… ты чувствуешь это сейчас? – спрашивает он, хмурясь еще сильнее.

Беатрис кивает.

– Ты никогда не испытывал этого? – спрашивает она. Когда Найджелус качает головой, она прикусывает губу. – Я полагала, что это нормально. По крайней мере, для эмпиреев.

– Ну, какое бы притяжение ты ни чувствовала, тебе придется сопротивляться ему. Использовать твою силу, когда мы так мало о ней знаем, опасно.

Беатрис смеется.

– Если то, что ты говоришь, правда, я могу загадывать желания, не убивая звезды, – говорит она. – Почему ты так решительно настроен находить гибель и мрак во всем? Очевидно же, что это чудо.

– Возможно, – допускает он. – Но пока у нас просто недостаточно информации, чтобы понять, что это такое. И вот еще вопрос – ты действительно вернула эти звезды? Или создала новые, чтобы занять их место?

Беатрис об этом не думала, но она сомневается, что смогла бы случайно и сама того не ведая создать звезду.

– Разве это имеет значение? – спрашивает она. – Звезда там, на том же месте, где она была раньше.

– Конечно, это имеет значение! – огрызается Найджелус, и Беатрис отступает от него на шаг.

Она не то чтобы боится Найджелуса, но она знает этого человека всю свою жизнь, и он всегда, всегда был абсолютно спокойным и отчужденным. Ее приводит в замешательство то, в каком растрепанном виде он сейчас находится. Найджелус делает глубокий вдох, закрывает глаза и поднимает лицо к звездам, сияющим сквозь открытую крышу.

– Мне нужно больше времени, принцесса Беатрис, – говорит он наконец. – Я написал другим эмпиреям, чтобы понять, знают ли они то, чего не знаю я. Потребуется время, чтобы получить ответы. До тех пор тебе нужно проявлять терпение и осторожность. Я знаю, эти вещи даются тебе нелегко, но если ты собираешься выживать, будучи эмпиреем, тебе нужно научиться и тому, и другому.

Урок прерван, но звезды делают ее еще беспокойнее, чем обычно, и Беатрис спускается в темницу, используя пузырек звездной пыли, который она прихватила среди вещей у Найджелуса, чтобы стать невидимой. Звездная пыль не слишком сильна, и эффект длится всего несколько минут, но этого времени достаточно, чтобы она прошла по коридорам и лестницам и в конце концов оказалась в подземелье.

Камера Жизеллы находится в отдельном крыле подземелья, предназначенном для иностранных высокопоставленных лиц. Но прежде чем направиться туда, Беатрис идет по главному тюремному блоку, наполовину заполненному обычными заключенными. Когда она проходит мимо, они смотрят на нее, но ничего не говорят.

Она находит Эмброуза в последней камере. Он одет в драные лохмотья, его лицо все в грязи, но на нем нет следов насилия. Она выдыхает, останавливаясь перед