Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом сложно усмотреть что-либо, с чем не согласились бы апостол Павел и другие христианские авторы.
Ерм также пытался прояснить один вопрос, который, как печально известно, в Евангелиях раскрыт очень смутно (см. главу 12), а именно – учение Иисуса о разводе и вступлении в новый брак.
«Если, господин, – сказал я, – кто-нибудь будет иметь жену верную в Господе и найдет ее в прелюбодеянии, то грешен ли муж, если живет с нею?» И он сказал мне: «Доколе не знает греха ее, муж не грешит, если живет с нею. Если же узнает муж о грехе своей жены, и она не покается, но будет оставаться в своем прелюбодеянии, то муж согрешит, если будет жить с нею, и сделается участником в ее прелюбодействе». – «Что же делать, – спросил я, – если жена будет оставаться в своем пороке?» И он сказал: «Пусть муж отпустит ее, а сам останется один. Если же, отпустивши свою жену, возьмет другую, то и сам прелюбодействует». – «Что же, господин, – говорю, – если жена отпущенная покается и пожелает возвратиться к мужу своему, то должна ли она быть принята мужем ее?» И он сказал мне: «Даже если не примет ее муж, он грешит и допускает себе грех великий; должно принимать грешницу, которая раскаивается, но не много раз. Ибо для рабов Божиих покаяние одно. Поэтому ради раскаяния не должен муж, отпустив жену свою, брать себе другую».
Здесь вопрос о втором покаянии возникает снова, в ином контексте. Ясно, что он очень волновал те круги, в которых вращался Ерм – возможно, римские, если верить Мураториеву канону.
То, сколь далеко отстоит «Пастырь» от любого намека на гностицизм, можно увидеть уже в самом начале, где утверждается, что все, сотворенное Богом – благо:
Впрочем, самые последние слова я запомнил, ибо они были немногочисленны и отрадны для нас: «Вот Бог Сил, который невидимою Силою и великим Своим Разумом сотворил мир, и славным Советом Своим благоукрасил тварь, и всесильным Словом Своим утвердил небо, и землю основал на водах, и всемощною Силою Своею создал Свою святую Церковь, которую и благословил.
В целом «Пастырь» – книга спокойная и мирная, разве что слишком затянутая и с обилием повторов. Неудивительно, что некоторые отцы Церкви сочли ее кандидатом на причисление к канону – и что в IV столетии ее все еще могли внести вместе с новозаветными текстами в Синайский кодекс.
Неканонические тексты продолжали играть важную роль на протяжении всей истории христианства. Произведения апокалиптического характера вновь активно проявились в конце эпохи Возрождения – впрочем, они всегда начинали звучать, когда люди стремились свергнуть существующий порядок [23]. Они образуют значительную «область полутени» вокруг канонических Писаний – вплоть до того, что некоторые из них внесли свой вклад в расхожее мнение о том, чему на самом деле посвящена Библия. Как пример можно привести, скажем, представления о том, будто Иосиф был стариком, уже имевшим детей, когда женился на Марии, дочери Иоакима и Анны; и о том, что Мария ехала в Вифлеем на осле (обо всем этом повествует «Протоевангелие Иакова», созданное примерно в 150 году и приписываемое Иакову, брату Иисуса); и о том, что три волхва были царями и звали их Каспар, Мельхиор и Валтасар (первое упоминание об этом мы встретим лишь в греческом манускрипте, созданном, вероятно, в Александрии примерно в 500 году и переведенном на латынь под названием Excerpta Latina Barbari – «Отрывки на плохом латинском»). Царский образ магов укоренился столь прочно, что в Германии праздник Богоявления известен как Dreikönigstag, «День трех царей», а в Кёльнском соборе якобы хранятся их мощи.
В дополнительных Евангелиях, посланиях и апокалиптических предвидениях, все продолжавших появляться в античные времена, почти всегда заметна явная зависимость от канонических текстов. Апокрифические Евангелия, в сущности, заполняют лакуны в повествовании о жизни Иисуса или других людей, чьи судьбы, естественно, интересовали читателей.
Прекрасный пример – «Евангелие от Никодима», посвященное Страстям Христовым. Оно начинается со сцены суда над Иисусом у Понтия Пилата, и с этого момента рассказ о жизни Христа, сосредоточенный на свершенных им чудесах, ведется как воспоминания свидетелей того суда. После Распятия и Воскресения Христова «Евангелие от Никодима» переходит к рассмотрению споров между иудеями и тремя тайными учениками Христа: это Никодим, Иосиф Аримафейский и Гамалиил. Кульминацией становится свидетельство двоих сыновей Симеона, которые восстали из мертвых по Распятии Христа и в ярких красках описали то, как Христос сокрушил врата ада и вывел различных ветхозаветных патриархов из преисподней на небеса. Этот апокрифический евангельский рассказ был широко распространен в Средневековье и стал главным источником для драматического описания сцен, предшествующих Воскресению Христа – так называемого Сошествия Христа во ад. Кроме того, «Евангелие от Никодима» дало имена доселе неизвестным персонажам Евангелия – таким как Лонгин, солдат, пронзивший распятого Христа копьем, и Вероника, женщина, исцеленная от кровотечения (Лк 8:44) – как считали, именно она отерла своим платом кровь с лика Христа, несущего свой крест к месту Распятия [24].
Тексты такого рода ставят по меньшей мере два вопроса. Первый звучит так: в сколь великой мере за подробностями некоторых рассказов, вошедших в канонические Евангелия, равно так же стоит желание заполнить лакуну в сведениях? Это вполне могло произойти с рассказами о рождении Христа в Евангелиях от Матфея и Луки с их обилием персонажей – Захария, Елисавета, пастухи, волхвы – в историях, для которых трудно вообразить какой-либо исторический источник. Читатели Нового Завета, даже библеисты, как правило, не решаются – по крайней мере открыто – подходить к трактовке этих историй с таким же скепсисом, с каким все относятся к таким сочинениям, как «Евангелие от Никодима». Существует множество теорий и предположений, особенно вокруг Рождества – скажем, насчет звезды, за которой следовали волхвы; и дату рождения Иисуса, как кажется, все высчитывают по отношению к дням царствования Ирода Великого, о котором упоминает Евангелие от Матфея. И все же нам следует немедленно счесть такие моменты легендарными, если мы встретим их в апокрифических Евангелиях. То, что двое сыновей Симеона восстали из мертвых по Распятии Христовом – это, как кажется, явно легенда. Но вспомним Евангелие от Матфея (Мф 27:52–53), где сказано, что многие тела усопших святых восстали, когда Иисус умер на кресте, вошли в Иерусалим после воскресения и явились многим – ведь это, несомненно, тоже легендарная вставка, разве только намного более ранняя. Так апокрифические евангельские рассказы напоминают нам, что другие Евангелия, вошедшие в канон – даже пусть они древнее и пусть Церковь сочла их авторитетными задолго до того, как их неканоническим двойникам удалось хотя бы возникнуть – исходят из тех же мотивов, и несмотря на то что появились они «рано», это все равно произошло спустя десятки лет после тех событий, о которых они повествуют.
