горячего сладкого чая. Я прижимаю к груди колени, кутаюсь в мягкую ткань, вдыхаю пар ароматного напитка, слегка дую на него и делаю очередной глоток.

Тук-тук, тук-тук…

Я не знаю, сколько времени нахожусь в этой камере, сидя на неудобном стуле. Лишь раз мне позволено покинуть ее ради похода в туалет. Я устала, хочу принять ванну и лечь спать. Желательно вместе с Игнатом.

Тук-тук, тук-тук…

В висках пульсирует в такт стука чужих пальцев.

Успокоиться.

Нужно просто успокоиться.

Расслабиться.

Уверена, скоро все закончится. Папа и Игнат все решат. Надо лишь еще немного подождать. Вот и сидящий напротив твердит о том же уже в десятый раз. Надоел на самом деле. Но он единственный, кто более-менее добр ко мне, вот и молчу, пью чай и стараюсь не думать о плохом, а то уже и живот крутит от переживаний. Боль не сильная, но доставляет сильный дискомфорт, а неудобная поза усугубляет мое состояние. Чай помогает немного расслабиться, но и он заканчивается слишком быстро.

Мой заботливый помощник забирает кружку и, еще раз сказав, что все будет хорошо, уходит. Я вновь остаюсь одна и, подтянув колени ближе к себе, кутаюсь в плед плотнее, стараясь сохранить приобретенное с горячим чаем тепло на подольше. Почти засыпаю по итогу, но это даже хорошо, ведь во сне ко мне приходит Он. Я его не вижу. Вокруг беспросветная тьма, от которой веет холодом и одиночеством. Зато слышу тихий ласковый голос, изгоняющий из души все плохое. Чувствую прикосновение к щеке и с улыбкой тянусь за этим ощущением. Не сразу осознаю, что это вовсе не сон, лишь когда открываю глаза и встречаюсь с синим взором Игната. Встрепенувшись, я выпрямляюсь на стуле, глядя на него с жадностью маньяка – так боюсь, что это всего лишь мираж. Но нет. Он здесь. Целый и невредимый.

– Ты здесь… – повторяю вслух.

Ответа не жду, вынимая руки из-под пледа, прикасаюсь к уже немного колючей щеке. Короткая щетина щекочет подушечки пальцев, посылая импульс удовольствия по всем моим нервным окончаниям.

– Здесь, – кивает Игнат, перехватывает мою ладонь и целует в ее центр, не сводя с меня пристального взгляда. – Все хорошо.

Хорошо. Да. Он и не представляет, насколько в действительности мне сейчас хорошо.

Из груди вырывается всхлип, и я почти падаю в его объятия, крепко стискивая обеими руками за шею, чувствуя невероятное облегчение от его присутствия. Он снова рядом. Пришел за мной. Становится теплее. Не только на душе и сердце.

– Все, правда, закончилось? – спрашиваю зачем-то, хотя и без того понятно, раз он здесь, но мне крайне важно услышать это от него.

Да и просто слушать его голос сейчас жизненно необходимо.

– Правда.

Закончилось…

Чувствую невероятное облегчение, и еще большее когда Игнат крепко прижимает к себе в ответ, делясь со мной своим теплом, и поправляет сползающий с моих плеч плед. Я впитываю в себя эти ощущения, растворяюсь в них. Мне так легко дышать, как никогда думала уже не будет.

Не знаю, сколько так сижу, прежде чем отстраняюсь, да и то только чтобы снова видеть его. Смотреть в глаза. Такие красивые и самые любимые, похожие на волны океана, отражающие яркие звезды на темном небосклоне. Завораживающее зрелище. Настолько, что я не сразу замечаю, как странно он одет – в ментовскую форму.

– А что ты… – задаюсь вопросом, продолжая изучать его внешность, на первый взгляд совершенно не пострадавшую, радуясь, что никаких надуманных мною ужасов не произошло на самом деле. – Почему ты в такой одежде?

В отличие от меня, его явно все устраивает.

– Твой отец подогнал, – невозмутимо отзывается Игнат, махнув рукой в направлении двери, указывая на того, о ком речь.

Поворачиваюсь в обозначенном направлении и только теперь замечаю, что и папа тоже здесь. Хмурится, но не возражает против сказанного, внимательно разглядывая меня. Улыбаюсь ему не менее радостно, чем мужу до этого. Представляю, чего ему стоило перешагнуть через все свои принципы и помочь тому, кого, уверена, желал бы не видеть никогда, не только рядом со мной, а вообще. Поэтому, недолго думая, поднимаюсь со стула и иду к нему, чтобы тоже крепко обнять за талию.

– Спасибо, – шепчу едва слышно, прижимаясь щекой к его груди, слушая размеренное сердцебиение.

На мгновение меня переносит в прошлое, где я маленькой девочкой вот так же прижималась к нему, когда он возвращался с работы, и не отпускала до самого сна, хвостиком бродя за ним по квартире. Он посмеивался надо мной, а затем ловил, подкидывал, и мы с ним летали по дому из комнаты в комнату. Не знаю, почему именно этот эпизод вспоминается прямо сейчас. Наверное, потому что я чувствую, как и тогда – бескрайнее счастье и любовь, когда отец тяжело выдыхает, словно здоровенный груз с его плеч сваливается, и крепко обнимает в ответ, ласково погладив по голове. А на встречный оценивающий сию картину взор Игната беззлобно бурчит, торопливо отстраняясь:

– Идем домой. Нечего тут рассиживаться, – оправдывает свой порыв и первым выходит в коридор, толкая дверь.

Да, уйти отсюда – лучшее, что можно придумать. Я о том уже много часов мечтаю. Мне срочно нужно обнять Максима и увериться, что с ним все хорошо, что я его не потеряю. Вот и не спорю. Но сперва беру Игната за руку и только потом направляюсь за ним следом. Да только внизу живота вдруг появляется тянущая боль, усиливающаяся с каждым новым движением. С учетом, что я не ела ничего с самого обеда, наверное, неудивительно, что организм реагирует подобным образом – внутренности сами себя начинают переваривать. Возможно, что и тошнота от этого, а не от того, что я успела себе надумать за эти часы. Впрочем, на данный момент есть еще кое-что волнующее меня, потому стараюсь не фиксировать на этом свое сознание. Правда, наш разговор я продолжаю уже будучи в машине отца.

– Значит, Акимов во всем признался?

– Признался, – согласно кивает Игнат.

Папа в свою очередь одаривает долгим пронзительным взором своего зятя. Ему явно есть что добавить, но в итоге он просто поджимает губы, заводит автомобиль и трогается