Вернувшись к себе, Малика ужаснулась — что она творит? Её пытаются сломать, свалить, уничтожить до конца, и она сдаётся…

Дрожащими пальцами сдавила виски. У неё есть имя Брата. Но если провести ритуал и «стереть с зеркала пыль», сектант не изменится. Страдает и меняется в лучшую сторону лишь тот, кто осознаёт, что поступил плохо. Даже если оправдывает свои деяния, даже если уверен, что иначе поступить не мог — в душе, где-то очень глубоко, он всё равно понимает, что совершил нечто ужасное.

Сибла вырос под крылом Братства, и его разум пропитан извращённым учением. Он смотрит на мир другими глазами. Он потерявшийся, но не потерянный. Однако сейчас ждать от него помощи бессмысленно.

Прошёл один из самых тяжёлых дней в жизни Малики. Наступила долгая ночь. Из глубины лабиринта доносились стоны, раздавалось эхо шагов, скрипели ставни, «рыдали» стены. Малика ничего не видела и не слышала. После ухода старухи она заставила себя уснуть — ей нужны были силы.

— Храни тебя Бог, — прозвучал волшебный голос.

Малика открыла глаза, повернула голову набок. Посреди кельи стоял Отец. За его спиной возвышались Братья, среди которых был Сибла.

— Как спалось? — с улыбкой поинтересовался Отец.

Малика села:

— Хорошо.

— Я оставил тебя в живых, надеясь, что когда-нибудь выведу тебя на чистую воду. И это когда-нибудь настало.

Малика усмехнулась:

— Так быстро?

— Что поделаешь? С каждым днём время бежит быстрее. — Отец сцепил на животе пальцы. — Я знаю, кто ты.

— И кто же я? — спросила Малика, рассматривая раны на руках. Последние две ночи она перестала их бинтовать.

— Ты ведьма.

— Нет. Я моруна.

— Ты ведьма, и я могу доказать это.

— Да пожалуйста.

— Раздевайся.

— Зачем?

— Покажи нам метки дьявола.

— У меня их нет.

— Есть. На твоей спине.

Малика посмотрела на Отца. Похоже, он знает кое-что о морунах. Это уже хорошо.

— Это письмена, а не метки дьявола.

Отец оглянулся на спутников:

— Слышали? Метки есть. — Повернулся к Малике. — Ты пособница сатаны.

— Я моруна.

— Это одно и то же. Признайся, что ты поклоняешься дьяволу, и я тебя отпущу.

— Отпустите? Куда?

— На все четыре стороны.

Малика пристально всматривалась в лица сектантов, но видела неподвижные маски. Что бы они ни задумали, ей надо выйти из обители Братства. Сидя в келье, ничего не добьёшься.

— Признайся! — требовал Отец.

— Признаюсь. Я поклоняюсь дьяволу, — проговорила Малика и заметила, как Сибла расширил глаза. А ведь он не верил…

— Покайся в грехах.

— Каюсь.

— Прилюдно.

Малика поднялась с лежанки:

— Каюсь во всех грехах.

— Не здесь, — произнёс Отец. — Грехи отпускаем не мы. Грехи отпускает Авраас. Ты поползёшь по Дороге Покаяния. Перечислишь всё, что натворила в своей гадкой жизни. Скажешь, что отрекаешься от сатаны. Скажешь, что отныне веруешь в Бога. И если Авраас тебя простит, ты будешь свободна.

Малика вздёрнула подбородок:

— Да будет так.

— Готовься, — проговорил Отец и ушёл.

Переступив порог последним, Сибла оглянулся:

— Молись.

***

Радуясь новому дню, под полупрозрачными облаками заливался жаворонок. Сокол появился словно с обратной стороны неба — раскинув крылья серпом, вспорол кружевную синь и устремился к увлечённому пением самцу. Казалось, ещё секунда, и серебристая трель оборвётся. Но пернатому хищнику не повезло — маленького певца спасло его знаменитое падение камнем на землю. Отрывисто крикнув, сокол исчез так же стремительно, как и возник.

Запрокинув голову, Адэр всматривался в осиротевшее небо. Неподвижные облака тончали. Густая синева бледнела. Утро плавно перетекало в день.

— Когда за мной приехал страж и сказал, что Малика в опасности, я не поверил, — промолвил Джиано. — Вчера это казалось глупым розыгрышем.

Адэр скользнул взглядом по хрупкой, как у подростка, фигуре. Советник по религиозным вопросам присоединился к нему далеко за полночь. Встал на краю помоста лицом к воротам Обители и за всё это время ни разу не сошёл с места.

— Что заставило вас изменить своё мнение?

— Разговор с женой хозяина гостиницы, — ответил Джиано. — В молодости ей довелось побывать в катакомбах. Никакие это не катакомбы, а монастырь, который во время землетрясения ушёл под землю. Братство устроило там чистилище для грешников. Бедная женщина ждала ребёнка. Праведный Отец продержал её в холодном подземелье почти месяц и выпустил, когда у нее случился выкидыш.

— В чём она провинилась?

— Её обвинили в распутстве. Она была на седьмом месяце беременности. Грудь сильно болела, и она перестала бинтовать.

Адэр изогнул бровь:

— Что?

— По законам секты женщины обязаны затягивать грудь бинтами.

Адэр потёр затылок. До такого мог додуматься только ярый женоненавистник.

— Почему на заседаниях Совета вы ни разу не подняли вопрос об этой секте? Почему я не знал, что здесь творится?

Опустив голову, Джиано поводил босой ногой по ковровому покрытию цвета королей:

— Я сам не знал.

— Вы приезжали сюда раньше. Вы говорили.

— В каждом вероучении есть свои таинства. Так и в учении Праведного Братства…

— Вы не общались с людьми, — перебил Адэр советника. — Ходили на проповеди, слушали Отца, восхищались его умением завораживать паству. Теперь я понимаю, почему все конфессии считают приверженцев вероучения ахаби лицемерами. Похоже, я ошибся, когда посадил вас за стол Совета.

— Не ошиблись, мой правитель. — Джиано направил на Адэра лучезарный взор. — Ибо только я осмелюсь сказать вам, что находить изъяны в религиях и бороться с ними — опасное дело. Религия намного сильнее самого могущественного монарха. Спросите любого верующего: отвернётся ли он от Бога, если этого потребует король? А потом спросите: отвернётся ли он от короля, если этого потребует Бог?

— А вы, Джиано, отвернётесь от Бога, если этого потребую я?

— Не боритесь с Богом, мой король, и мне не придётся выбирать.

Усевшись на верхнюю ступеньку лестницы, Адэр устремил взгляд на город. Парень улёгся рядом. Придавив мордой пушистый ворс лилового ковра, тяжело вздохнул, словно мрачные мысли одолевали его, а не хозяина.