В людском море образовался островок, посреди которого в окружении могучих мужчин возвышался самозванец-Хранитель со своим ужасным зверем. Со всех сторон к помосту шагали черноволосые люди, выкрикивая ругательства и с лёгкостью разбрасывая прихожан, словно камешки с дороги.

Красноглазый зверь завыл, волки ответили ему душераздирающим воем. Люди заорали, в панике помчались к открытым воротам. Из Обители высыпали Братья. Между ними и прихожанами началась потасовка.

— Праведный Отец… — прогорланил кто-то. — Быстрей!

Отец полетел по лестнице, перепрыгивая через ступени.

Малика не понимала, что происходит. Пять минут назад на Дороге Покаяния никто не стоял, сейчас на ней смешались люди, одетые в белые плащи и простенькие костюмы. Мелькали кулаки и окровавленные лица.

Из толпы вынырнул Отец. Вбежал в обитель, вместе с телохранителями закрыл ворота, затолкал в скобу щеколду. Под ошеломлёнными взглядами сектантов упёрся руками в колени. Створы сотрясались от ударов. С площади доносились крики и вой волков. Трещали доски помоста.

Зазвучали несмелые голоса сектантов: «Там наши Братья». — «Впустите их».

Отец подскочил к Малике:

— Сука! — Вцепился ей в ворот и мощным рывком сорвал с неё платье.

Малику затрясло с такой силой, что казалось, тело вот-вот распадётся на куски.

Отец схватил её за волосы и подтащил к калитке:

— Открывайте!

Привратник вставил ключ в замок.

— Сибла! Ты узнал? — прокричала Малика.

Прозвучал голос, но в неимоверном шуме она не смогла разобрать слово. Что-то тягучее. Пронзила догадка. Малика вскинула голову. Сжав в ладонях моложавое лицо Праведного Отца, впилась взглядом в фиолетовые глаза.

Он попятился, но Малика, превозмогая боль в руках, держала его мёртвой хваткой:

— Я женщина, Авраас. Я моруна, Авраас. А ты кто, Авраас? — И произнесла на языке морун: — Я стираю с зеркала пыль.

Исчезли все звуки. Мир погрузился в темноту. Малика не слышала безумного крика, не видела птиц, взмывших в небо. Она отражала.

Прикосновение к телу чьих-то рук вызвало острую боль в шее. Жгучая кровь ударила в голову. В глазах прояснилось. Сибла надевал на неё свой плащ.

Отец стоял на четвереньках, покачиваясь взад-вперёд.

— Я убийца, — вопил он, заливаясь слезами. — Я убил свою мать. Покарай меня, Бог! Я сбросил её с лестницы. Она жила ещё три дня. Смотрела на меня и плакала. И никому не сказала, что это сделал я. Гореть мне в аду.

Слушая его, Малика смотрела, как Сибла застёгивает на ней свой плащ:

— Почему у тебя дрожат руки?

— Он говорит правду?

— Теперь он не умеет лгать.

Сибла застегнул последнюю пуговицу:

— Ты ведьма?

Малика улыбнулась:

— Выпусти меня отсюда.

Привратник будто ждал её слов. Опередив Сиблу, распахнул калитку. Малика окинула взглядом окаменевших сектантов и покинула Обитель.

На площади было полно народу. Люди стояли, словно оглушённые громом и поражённые молнией. Из обители доносился голос Отца. Признания извергались огнём и лавой, взмывали к небесам раскалённым пеплом: и как он проклинал родителей за то, что зачали его вне брака, и как насиловал женщин, и как обманывал паству и соратников. Появление Малики немного привело толпу в чувства. Прихожане и Братья уступали ей дорогу и вновь смыкались за спиной.

В ладонь уткнулся холодный нос Парня. Крепкие пальцы стиснули локоть.

— Белое тебе к лицу.

— В красном мне лучше, — сказала Малика и украдкой посмотрела на шагающего рядом Адэра: острые скулы, бескровные губы, под глазами тени.

— Я прикажу Макидору сшить тебе красное платье.

— Буду благодарна.

— Как ты?

— Не могу держать ложку. А так всё хорошо.

— У тебя сто баллов по шкале безрассудства. Сто баллов из десяти.

— Если я захочу сделать нечто подобное, я окунусь в ледяную воду. Обещаю.

— Не верю. Когда надумаешь вновь совершить глупость, возьми меня с собой. — Адэр остановился. Притянул Малику к себе и прижал её голову к своей груди. — Мне тебя не хватало.

Окружив их, стражи и защитники повернулись к ним спинами. Над площадью летели стенания Праведного Отца вперемежку с мольбами о прощении.

***

Адэр и Эйра в сопровождении стражей вошли в постоялый двор. Парень побежал прямиком на кухню.

С диванчика в углу вестибюля поднялся пожилой человек в скромном костюме. Поклонившись, промолвил:

— Мой правитель! Нижайше прошу вас уделить мне время.

Услышав это, хозяин гостиницы выскочил из-за стола и согнулся пополам:

— Мой правитель! Простите меня. Ради Бога, простите.

— Кто вы, — спросил Адэр, глядя на незнакомца.

— Духовный отец конфессии ирвин.

— На сегодня с меня хватит отцов, — произнёс Адэр и двинулся с Эйрой по коридору.

— Это вопрос жизни и смерти, мой правитель — прозвучало за спиной.

— Избитая фраза. На меня она не действует.

— Мой правитель! Пожалуйста! Это очень важно!

Адэр небрежным жестом велел гостю следовать за ними. Возле одной из комнат остановился. Открыв двери, сказал Эйре:

— Мебо займётся твоими руками. Потом отдыхай. — Подождал духовного отца и направился в конец коридора.

Священник оглянулся на Крикса:

— Он тоже идёт?

— Идёт.

— Но у меня конфиденциальный разговор.

— Тогда он тем более идёт, — произнёс Адэр и успел заметить, как Крикс расправил плечи и словно вырос.

Войдя в комнату, Адэр сел на кровать, жестом указал на стул. Священник вновь поклонился. Опустившись на краешек сиденья, принялся теребить полу пиджака. Крикс встал возле окна. Заложив руки за спину, с угрюмым видом уставился на гостя.

— Слушаю, — проговорил Адэр и вдруг почувствовал себя варёным.

Сказывалась усталость. Сейчас бы в душ да пообедать, а потом завалиться в постель и проснуться через сутки.

— Праведной секте пришёл конец, — сказал духовный отец.

Адэр потёр лицо:

— Я бы не был столь оптимистичным.

— Секта держалась на Праведном Отце и его деньгах. После таких пугающих признаний, боюсь, в городе начнётся бедлам.

— Вы об этом пришли поговорить?

— Мой правитель, у Праведного Отца есть документ, который доказывает причастность очень знатных и очень влиятельных фамилий… — Священник покосился на Крикса. — …К поджогу библиотеки в Лайдаре.