Сьюки морщит нос.

– У моего мужа нет детей. Это его племянница, мисс Липпард.

– Ах, но я явственно вижу внешнее сходство! – Миссис Фрост порывисто хватает девочку за руку. – Я положительно очарована! Сколько вам лет, голубушка?

– Четырнадцать.

– Четырнадцать! – восторженно повторяет миссис Фрост. – Какой чудесный возраст!

Анжелика никогда прежде не видела, чтобы Элиза так угодничала перед кем-либо, но тем не менее в этой фальшивой экзальтации чудится что-то знакомое.

– Возраст как возраст, ничего особенного, – подозрительно отвечает Сьюки.

Анжелика пытается взглядом сказать ей: «Она совсем не такая, какой мне помнилась», – но в атмосфере неловкости, возникшей между ними, весь смысл немого послания теряется. Тогда она прибегает к словам:

– Мы собираемся выпить чаю. Ты присоединишься к нам?

– Ах! – страстно восклицает миссис Фрост. – Это было бы замечательно! Мне очень хотелось бы поближе с вами познакомиться.

Сьюки смотрит на нее, как на бешеную собаку.

– Благодарю вас, но нет, – отвечает она. – У меня нет времени на чаепития.

– Ну хоть несколько минут ты же можешь выкроить, – просительным тоном говорит Анжелика. – Как хозяйка этого дома, ты имеешь полное право посидеть за чайным столом.

– Надеюсь, вы меня извините, если я откажусь от вашего любезного приглашения, – отвечает Сьюки и кидается вверх по лестнице.

С безопасной позиции на следующей площадке она ошеломленно таращится на миссис Фрост и одними губами произносит «какой ужас», обращаясь к Анжелике, которая отвечает ей сердитым взглядом и предлагает гостье проследовать в гостиную.

По крайней мере, эту комнату показать не стыдно, ибо отделывалась и обставлялась она под строгим надзором Анжелики: все убранство здесь выдержано в элегантных тонах, модных в этом сезоне, и узорчатое ковровое покрытие на полу определенно хоть немного да превосходит качеством любое из тех, что были у них с Элизой в прежних жилищах. Ничто вокруг не раздражает взор, и, вероятно, именно поэтому миссис Фрост приходит в раздражение. Она с показной осторожностью присаживается на краешек стула и нарочито долго расправляет свои многочисленные юбки.

– Тебе-то хорошо, – вздыхает она, – в таком простеньком платьице. Эти стулья не предназначены для дам в пышных нарядах.

– Да, – с милой улыбкой соглашается Анжелика, – не предназначены. Ты выглядишь великолепно, Элиза. Похоже, судьба к тебе благосклонна.

Она внимательно разглядывает лицо подруги, раскрашенное чудовищно ярко – угольные брови, коралловые щеки, алые губы – и напудренное столь густо, что на нем не осталось ни единого пятнышка голой кожи, даже самого крохотного. «А ведь когда-то я делила постель с этой женщиной», – думает Анжелика. Она вспоминает мягкую бледную кожу у нее над локтями, уже теряющую упругость; тонкие морщинки в углах рта; единственный жесткий волосок, который растет у нее под подбородком и который Анжелике всегда приходилось выдергивать за нее.

– Лондон оказался милостив ко мне, – говорит миссис Фрост. – Я привезла тебе подарочек, напоминающий о нем. Вот, держи.

Кулек перевязан красной ленточкой и пахнет цветами апельсина. Анжелика утыкается в него носом, закрывает глаза, и уголки ее губ вздрагивают. «Цукаты», – шепчет она. Золотая оберточная бумага хрустит под нетерпеливыми пальцами; сочные прозрачные цукаты источают нежный цитрусово-карамельный аромат.

– Ах, тут еще и миндальное печенье! – радостно взвизгивает Анжелика, вытаскивая золотистую палочку, запеченную до восхитительной твердости и даже чуть подпаленную с одной стороны.

Она на секунду прижимает ее к губам, прежде чем сунуть самый кончик между крепких боковых зубов. Печеньице громко хрустит, и она дает ему немного размокнуть на языке. Крошки корицы и мускатного ореха отлипают от кусочков колотого миндаля.

– Я обычно ела такое в постели. – Анжелика, разрумянившаяся от удовольствия, морщит свой хорошенький носик и приподнимает плечи, как будто некий незримый любовник целует ее в шею.

– Когда ты в последний раз угощалась подобными лакомствами?

«Она хочет, чтобы я сказала, мол, после замужества – еще ни разу. И что это тоже меня печалит, в дополнение ко всему прочему».

– Ты забываешь, сколь тщательно изучил мистер Хэнкок мои вкусы. – Анжелика пытается изобразить на лице свою прежнюю томную улыбку. – И забываешь, что я умею просить так, что отказать мне невозможно.

– Ты замужем за ним. Теперь у него нет необходимости во всем тебе угождать.

– Мистеру Хэнкоку нравится угождать мне.

Она отгрызает еще кусочек печенья. Корица и миндаль на зубах; запах розовой воды и крахмала, повеявший от миссис Фрост. Анжелика-призрак, прежняя Анжелика, стоит рядом с ней нынешней. Если немного передвинуться вбок, она вернется в то свое тело и снова посмотрит на все теми своими глазами.

В комнату входит Бригитта с чайником кипятка.

– Нет ли у тебя сладкого вина? – Миссис Фрост взяла печеньице, но не кусает. – Мои новые зубы обошлись мне слишком дорого, чтобы так рисковать.

Анжелике совсем не хочется тянуть мадеру с подругой.

– В доме только пиво, – говорит она.

– Да быть не может!

– Для нас чай – достаточно крепкий напиток.

Когда Бригитта удаляется, Анжелика достает связку ключей. Одним из них она отпирает застекленный шкафчик, где хранятся чайные чашки и чайница, а другим – саму чайницу. Миссис Фрост наблюдает за ней с изумлением.

– Надо же, какой хозяюшкой ты заделалась.

– Таков мой выбор.

Анжелика знает, что чайные чашки у нее (из костяного фарфора, расписанные розовыми розами и загадочными китайскими иероглифами) ничуть не хуже, чем в самых знатных домах Лондона: ведь именно мистер Хэнкок поставляет в них отборный заморский товар. За качество самого чая тоже стыдиться не приходится. – Чай нам доставляют прямо из порта. Мистер Хэнкок водит близкое знакомство с одним важным чиновником из Компании. Ну, как тебе?

Они в молчании прихлебывают чай. Когда миссис Фрост глотает, на шее у нее посверкивает брошка, почти скрытая в складках шейного платка. Бриллианты явно настоящие, не стекляшки.

– Как так вышло, что ты теперь проживаешь в районе Сент-Джеймс? – спрашивает Анжелика.

Миссис Фрост светлеет лицом:

– У меня там дом.

– Дом? То есть ты там служишь в каком-то доме?

– Нет. Мой дом. Я его арендую.

– Целый дом?

Миссис Фрост кивает, едва заметно, и брошка опять сверкает на свету. Под таким углом украшение становится видно целиком: это драгоценная заколка в виде стрелы Купидона.

«Это что, шутка? Розыгрыш какой-то?» – думает Анжелика, но вслух не говорит, поскольку у нее ужасное ощущение, что миссис Фрост ждет от нее именно этого вопроса. Вместо него она задает другой: