хмурится, что от этого даже шевелится часть ритуальных рисунков на открытом, обрамленном тугими локонами лбу.

Клио хмурится тоже и, повернувшись к Орфо, говорит ей, пожалуй, нервно:

– Нальешь мне вина?

Замечание Ардона неприятно ей, но почему? Не нравится излишняя опека или все же…

– Хаби, уймись, – примирительно влезает Рикус, уже сжевавший кляп. Орфо тем временем успела откупорить кувшин. – У всех у нас есть дела, которые хочется сделать одному, и…

– Какие у нее могут быть дела здесь без нас? – Ардон даже раздувает ноздри, явно не собираясь уступать, и язык мой, враг мой, опережает разум:

– Вообще-то, не стоит говорить о принцессе Клио так, будто ее тут нет.

Орфо, успевшая разлить вино и взять свою чашу, чтобы его попробовать, кашляет. Ловлю напряженный взгляд: «Кто мы, чтобы их поучать?» Она права, но поздно, и я расправляю плечи, смотря на троицу так же, как в юные годы смотрел на короля. Делая подобные замечания ему, я боялся куда больше. Чего мне бояться сейчас? Это действует: Рикус только таращит глаза и вдруг начинает хохотать, Ардон озадаченно потирает заросший подбородок, даже не думая спорить, а Клио и вовсе с благодарностью хватается за эфемерную руку помощи.

– Да, именно, хаби! – обращается она к Ардону, прямо глядя ему в глаза. – Если тебе так важно это выяснить, мог спросить напрямую. – Она морщит носик, скрещивает руки на груди и отворачивается, смешно мотнув головой. – Только знаешь, я все равно бы не сказала, потому что это в прошлом, и это неважно, и вообще… а теперь точно не скажу!

– Эфенди, – тихо, виновато окликает Ардон, но она только сопит с гримаской обиженного ребенка. – Я лишь не хочу рисков как поводов для войны. Как и вы, надеюсь.

А еще, похоже, тебе тоже больно сознавать, что у твоей подруги есть какая-то своя жизнь.

– Ценю, – отрезает Клио, берет пустую пробковую доску и начинает накладывать себе еду. – Ладно, я такая голодная!

Она умеет быть вредной – удивительно. Я украдкой наблюдаю за ней, прогоняя все странные мысли, порожденные этой короткой перепалкой. Хм… я ведь тоже задавался вчера вопросом, почему она отправилась по незнакомому маршруту одна. Что за дела наедине с собой, при чем тут Лин? И почему она так оберегает этот секрет даже от собственных…

– Ха-аби. Эфе-енди. – Орфо отвлекает меня, передав чашу с вином, а троицу – задав своевременный вопрос: – Что все это означает?

Она очень не хочет продолжения ссоры, ей важно сохранить настроение, которое охватило нас – и прежде всего гостей – у мемориала. Поэтому, даже если ей не интересно, любопытный тон получается убедительно. У меня есть ответы: хозяин знал игаптский. Но пусть лучше они расскажут сами, ведь одно из обращений пока видится мне довольно необычным в таком кругу.

– Эфенди – то же, что «кира», «госпожа», – поясняет Ардон, все косясь на Клио. Вздыхает. – А хаби – «милый», «любимый».

– Так вот почему ты так любишь это слово! – смеется Орфо, раздавая всем им чаши. – И все-то у тебя «милое», даже я!

– Ты точно милая, – улыбается Клио, немного оттаяв. Поднимает глаза на меня. – И ты.

Ардон вздыхает так, будто кто-то взвалил ему на плечи весь мемориал. То ли недоволен, то ли все еще переживает из-за ее излишнего своеволия, то ли все сразу.

– Ха-аби, – издевательски тянет Рикус и делает неожиданное: вальяжно устраивается на песке, положив голову ему на колени. – Помнишь, что в пути ты проиграл мне спор на желание, когда я насчитал больше чаек? Так вот, ты мой раб на всю эту трапезу. Корми меня.

Холод пробегает по спине от того, как непринужденно и шутливо он произнес «раб». Кулак сжимается, ножка серебряной чаши предупреждающе врезается в ладонь, и это отрезвляет – как и новый взгляд Орфо. Ничего оскорбительного в шутке нет. Что Физалия, что Игапта – такие же рабовладельческие страны, как Гирия. Я облизываю губы, сглатываю и тоже аккуратно пробую вино. Сладкое, с отчетливыми нотами клубники и апельсина. Специально для гостей, гирийцы предпочитают все же чуть более терпкие сорта.

– Тогда и меня, ты меня обидел! – Клио ложится с другой стороны, их с Рикусом затылки почти соприкасаются.

Ардон в своей манере закатывает глаза и, вздохнув, двигает ближе ее нагруженную едой доску. Не похоже, что он будет протестовать, даже наоборот: возмущение точно напускное. Эти трое явно связаны крепко, пусть связь и… странная? Впрочем, возможно, лишь для меня, не представляющего, каково это – положить голову на чьи-то колени. Дать вот так запустить руку в волосы, как Ардон делает с Рикусом. Или чтобы чужая рука подносила курицу к моим губам – как он подносит обжаренный в сухарях кусочек ко рту Клио.

– О боги, – неожиданно изрекает Орфо. Она покачивает чашу в пальцах и тоже наблюдает за троицей. – Не думала, что скажу подобное, но вы и сами такие милые!

Ардон мирно улыбается: его раздражение и досада, похоже, совсем схлынули. Он берет чашу, Клио с Рикусом тоже, и нам с Орфо остается только поднять свои.

– Вечный покой и свет этому легиону, – произносит Клио, привстав и опять повернувшись к мемориалу.

– И вечная слава миру во всем мире! – отзываемся мы все. Орфо улыбается: ей важно, что тост произнесла именно принцесса. Еще одна дипломатическая победа.

Чаши стучат. Отпив, Клио снова ложится на колени Ардону; Рикус же так и пил лежа и теперь жует сыр, который ему щедро сунули в зубы. Клио на этот раз берет курицу сама, потом закидывает в рот сразу пригоршню орехов. Интересно. Она расслабилась. Вчера она казалась куда более… нет, даже не зажатой, скорее боящейся не так выглядеть. Сейчас что-то – присутствие ли «своих», речь ли Орфо – встряхнуло ее. Это радует. Я, похоже, слишком внимательно смотрю на нее: она с легким смущением ерзает, пару раз моргает и, перестав жевать, уточняет:

– Что?

– Нет, ничего. – Теперь неловко мне, я отвожу глаза и за неимением более безобидного варианта начинаю рассматривать Рикуса, чьи белые волосы составляют разительный контраст с темной одеждой Ардона и с темными же прядями Клио.

– Поешь. – Обновив чаши, Орфо придвигает ближе ко мне хлеб, и я все же начинаю ломать кусочки. – Учитывая твое состояние, тебе точно нужно есть больше.

– Покорми его с рук! – советует Клио, и я на всякий случай отсаживаюсь подальше, но Орфо только поднимает брови.

– У нас это не совсем принято между… – И все-таки ее щеки, кажется, заливает краска. – Между… м-м-м… вообще. – Нет, не кажется, она правда покраснела. А еще сильнее ее,