Ну и конструкция – точно гроб, поставленный вертикально! Молодцы ухватились за шесты, подняли портшез. Джейн успела помахать изумленным подругам, прежде чем попросила носильщиков двигаться быстрее.

Они повиновались, побежали, срезая расстояние, по узким улочкам, где не проехал бы никакой экипаж. Они перепрыгивали через сточные канавы, рявкали на ребятишек, намеревавшихся забросать портшез гнилыми фруктами или чем-нибудь похуже. До Джейн доносились выкрики, помогавшие носильщикам не сбиваться с ритма. Нести легонькую Джейн было нетрудно; перемещались на хорошей скорости. Портшез был нарядный, наверху красовался зонтик, способный защитить пассажиров в париках и в шляпах с пышными перьями. Боковые окна закрыты шторками, чтобы зеваки не заглядывали внутрь. Трясло немилосердно, портшез раскачивался на длинных упругих шестах. Джейн чувствовала, когда дорога шла под гору, а когда – в гору. На одном участке пути попалась лестница между узкими улочками, и Джейн поневоле приняла горизонтальное положение. «Отличное транспортное средство, – думала Джейн. – Надо будет и дальше пользоваться портшезом».

Это соображение сменила менее приятная мысль – о цели поездки в Тауэр. Время работало не на Джейн; если она решила рискнуть со своим дерзким планом, нужно подготовиться, а главное – предупредить Уильяма.

Уинифред явно восхищалась ее отвагой. Зато именно «хозяйка» сообразила нанять портшез, а теперь, когда до Тауэра оставались считаные ярды, велела Джейн натянуть счастливую улыбку. Джейн все поняла. Умница Уинифред! Она расплатилась с носильщиками и выбралась из портшеза куда элегантнее, чем забиралась в него.

– Подождите здесь, – сказала Джейн. – Скоро поедем на Дьюк-стрит.

– Подождем, миледи, всенепременно подождем, – живо согласился старший. Он был явно рад получить лишнее пенни за передышку.

Джейн просияла улыбкой навстречу йоменам.

– Доброго вам дня! Я принесла счастливую весть для узников! Парламент подал его величеству прошение об их помиловании!

Йомены пропустили Джейн, но она пока боялась верить в свою удачу. Снова она остановилась у входа в Лейтенантскую квартиру. Джейн была теперь слишком близко от Уильяма – никто бы не помешал ей увидеть его. Она повторила лучезарную улыбку и бодрые слова, на сей раз дополнив их фразой: «Мне милостиво дозволили лично сообщить мужу о монаршем снисхождении. Не могу сдержать радости!»

– Откуда у вас такие вести, миледи? – насторожился пожилой йомен, которого Джейн видела здесь в первый приход и который, как ей казалось, проникся сочувствием к графине Нитсдейл.

– Нынче лорд Пембрук воззвал к пэрам и убедил их благодаря своему красноречию, – сказала Джейн вслух, а мысленно добавила: «Прости меня, Томас».

Имя лорда Пембрука произвело ожидаемый эффект.

– Сообщайте, только поскорее, миледи. Посетителей пускать не велено.

– Знаю, знаю! Но ведь распоряжение было дано прежде, чем стало известно о помиловании. Никто не ожидал такого поворота, – щебетала между тем Джейн, поторапливая йомена, не давая ему собраться с мыслями. – А где лорд-комендант? Дома?

– Нет, миледи. Но скоро должен вернуться из дворца.

Скоро! Как бы время не опередило Джейн. Как бы йомены чего не заподозрили.

– А когда именно? – спросила она, устремляясь к лестнице. Голос звучал беззаботно, словно на самом деле графине Нитсдейл никакого дела не было до срока возвращения лорда-коменданта.

– Самое позднее – через час.

– Жаль, что мы разминулись, – весело лгала Джейн. – Я покину Тауэр гораздо раньше.

– Да уж, миледи, тут лучше не задерживаться, – пробормотал йомен.

Они миновали холл, где стены были обшиты панелями. Здесь собирались стражники, приставленные к Уильяму. Джейн сунула монету в йоменскую ладонь.

– Новость меня буквально окрылила, поэтому, прошу вас, выпейте на эти деньги за здравие нашего милосердного короля.

Йомен удивился. Что касается суммы, ее определила Уинифред: не символическая, но и не настолько крупная, чтобы принять ее за подкуп.

– Вы очень щедры, графиня.

Джейн изобразила смущение. Взгляд ее был прикован к стражнику, приставленному охранять Уильяма. Стражник держал алебарду, древко которой превышало его собственный рост. Лезвие даже на вид было очень острым. Этого стражника Джейн не видела в прошлый раз. Большого труда ей стоило скрыть испуг, сохранить счастливое выражение лица.

– Караульные были добры к моему супругу, – молвила Джейн, обращаясь к сопровождавшему ее йомену. – Он сам так говорил. Поэтому разрешите выразить вам искреннюю благодарность.

Йомен чуть поклонился и жестом велел стражнику уйти с дороги.

– Нынче мы с ребятами и за вас выпьем, миледи!

Джейн улыбнулась, кивком веля открыть камеру.

– Пейте на здоровье. Ах, неужели я не смогу побыть с мужем наедине? – промурлыкала Джейн как бы для себя самой. Ее изрядно напугал мрачный алебардщик, пусть и отступивший на шаг.

– Таковы правила для приговоренных, миледи, – объяснил старший йомен, смущенно поджав губы.

– Что ж, – начала Джейн, подпуская веселости в голос. – Через час услуги этого молодца не понадобятся, ведь мой муж будет помилован.

Не дожидаясь ответа, Джейн проскользнула мимо обоих мужчин в знакомую комнату. Навстречу ей поднялся от стола изумленный Уильям.

– Ах, дорогая моя Уини! Я как раз писал тебе письмо.

Уильям заключил ее в объятия, а йомен деликатно закрыл дверь. Джейн отошла на задний план, уступила место «хозяйке». Вообще с тех пор, как она приехала в Лондон, дух Уинифред крепнул с каждым днем. Возможно, тому способствовала территориальная близость графа. Джейн чувствовала, что Уинифред возвращается, заявляет о себе. Вполне логично, что Уинифред ищет путь из неведомых краев, куда удалилась – или была удалена – после появления Джейн. Но каковы перспективы для самой Джейн? Она очень надеялась, что возвращение «хозяйки» – это добрый знак. Может, намечается парад планет или два мира наконец приблизились к равновесию? Не взывают ли к Джейн линии лей, не говорят ли о том, что цель ее близка? Не готовятся ли вести ее домой, к выздоровевшему Уиллу?

– Святые небеса, у тебя такой довольный вид! Не иначе, ты принесла добрые вести, милая моя жена! А я… я писал прощальное письмо нашим детям.

Красивое лицо Уильяма озарилось надеждой, глаза вспыхнули при мысли, что Уинифред явилась с вестью о помиловании, пусть даже на определенных условиях – Уильям рад был бы и такому исходу. Он вгляделся в карие глаза жены, и Джейн с тоской проследила, как гаснет свет в его лице, уступая место горечи. Уильям отпустил жену, отвернулся. Вид у него был затравленный.

– Значит, вести худые? – выдавил он, не понимая, почему еще минуту назад так сияла его жена.

– Есть вероятность, что некоторых якобитов помилуют, – начала Джейн, повинуясь воле Уинифред, знавшей, как разговаривать с Уильямом.