В начале XX века Зигмунд Фрейд представил свое видение женского оргазма, которое долгое время имело очень большое научное влияние. По его мнению, инфантильные ощущения сексуального удовольствия локализованы у женщин в клиторе, а при достижении половой зрелости – во влагалище. Согласно Фрейду, «нормальное» развитие женской сексуальности требует перехода от клиторального оргазма, доступного при мастурбации, к вагинальному оргазму, который достигается при гетеросексуальном соитии без стимуляции клитора. Женщины, у которых этого мифического перехода локализации оргазма не произошло, получали ярлык «фригидных», то есть сексуально неполноценных, эмоционально незрелых и в целом недоразвитых с точки зрения физиологической «женственности».

Гипотеза Фрейда сформировалась в рамках той же антиэстетической, отрицающей женскую сексуальную автономию интеллектуальной традиции Майварта и Уоллеса (см. главу 1), которая представляла женское сексуальное удовольствие как всего лишь[281] адаптивный физиологический стимул, возбуждающий и координирующий сексуальное поведение обоих полов с целью обеспечить продолжение существования вида. Как и Майварт с Уоллесом, Фрейд полностью исключал даже мысль о том, что удовольствие, которое женщины испытывают во время секса, является не средством, а самоцелью. Как мы уже видели, Майварт выражал свое неприятие женской сексуальной автономии предельно ясно. Его шокировала сама идея, что «порочный женский каприз»[282] может иметь какое-либо эволюционное влияние. Любопытно, что полностью развенчанная впоследствии фрейдовская теория[283] женского оргазма, по всей видимости, уходила корнями в те же опасения относительно возможных последствий для эволюционной науки в случае признания ею автономии женских сексуальных желаний.

Современная научная полемика об эволюции женского оргазма началась с выхода в 1979 году книги Дональда Саймонса «Эволюция человеческой сексуальности», в которой автор высказал предположение, что оргазм у женщин, как и соски у мужчин, образовался в качестве побочного продукта естественного отбора, действующего на репродуктивную функцию у противоположного пола. Эта теория «побочного продукта» гласит, что соски у мужчин существуют лишь потому, что эти органы подлежат жесткому естественному отбору у женщин, для которых они необходимы в целях молочного вскармливания детей. Точно так же способность испытывать оргазм у женщин существует лишь потому, что этот признак подлежит естественному отбору у мужчин, поскольку он обеспечивает механизм семяизвержения при половом акте. Такого рода «побочные продукты» возникают из-за неполноты генетических и онтогенетических межполовых различий у человека. Подобно тому как мужские и женские соски имеют общее эволюционное происхождение, женский клитор гомологичен мужскому пенису. Поэтому, как предположил Саймонс, женская способность к оргазму – это, в сущности, не более чем счастливая случайность – так сказать, побочный продукт естественного отбора на мужскую сексуальную реакцию.

Саймонсовскую теорию «побочного продукта» в дальнейшем поддержали[284] биолог-эволюционист Стивен Джей Гулд и философ науки Элизабет Ллойд. В интервью газете Guardian Ллойд высказалась таким образом: «В эмбриональном развитии особи мужского и женского пола имеют[285] одинаковое анатомическое строение до двухмесячного возраста, после чего между ними начинают появляться отличия. Особи женского пола получают способность к оргазму потому, что позже она понадобится мужчинам, точно так же как особи мужского пола получают соски потому, что позже они понадобятся женщинам».

Наиболее убедительным доказательством в пользу концепции «побочного продукта» считается тот простой факт, что сама по себе копуляция человека не очень подходит для стимуляции женского оргазма. Кроме того, хорошо известно, что женский оргазм никак не связан с фертильностью. Как говорят в кругах приверженцев идеи «побочного продукта», женщины, никогда не получавшие оргазма во время секса, зачинают и рожают детей ничуть не хуже других, а значит, оргазм нельзя рассматривать как адаптацию, способствующую размножению. Наконец, подтверждением этой идеи может служить и то, что оргазм широко распространен у самок приматов[286], включая медвежьего макака, шимпанзе и бонобо. Согласно данной модели, искать какие-либо эволюционные объяснения женскому оргазму нет необходимости: эта способность возникла у женщин так же случайно, как и у самок других приматов, и никакого отношения к адаптациям не имеет.

Неудивительно, что социобиологи адаптационистского толка в 1980–1990-х годах сочли теорию «побочного продукта» крайне неудовлетворительной. В качестве ответа они выдвинули гипотезу о том, что женский оргазм все же является адаптацией, а значит, возник путем естественного отбора; его функцию увидели в укреплении отношений внутри пары. По сути дела, в своей основе эту гипотезу можно описать как «хороший секс – счастливый брак». Однако в конце 1980-х годов теория укрепления отношений партнеров вышла из фавора, поскольку пришлось признать, что женская способность к оргазму может быть ничуть не меньшей побудительной причиной для сексуальных контактов как внутри пары, так и вне ее. Эта интеллектуальная подвижка совпала по времени с открытием того, что многие на первый взгляд «моногамные» птицы на самом деле являются лишь «социально моногамными», то есть образуют устойчивые социальные пары для заботы о потомстве, но при этом широко спариваются с другими партнерами. В середине 1990-х годов на основании этих открытий многие представители раннего поколения психологов-эволюционистов сосредоточили свое внимание на роли конкуренции спермы в сексуальной эволюции, которую они впоследствии связали с теориями возникновения женского оргазма.