— Да, понимаю, — сказал он, сел за стол и сложил руки на груди. — Как идет развод?

— Скоро суд. В декабре, — ответила Анника. — Потом все будет позади.

— Все?

Анника отбросила с лица прядь волос.

— Нет, — сказала она, — конечно, не все. Но самое трудное будет позади, и мне станет легче.

— Ты все еще живешь в этом старом офисе? Когда найдешь что-нибудь поприличнее?

— Когда закончится полицейское следствие и я смогу получить страховку.

— А твой муж?

— Он живет со своей любовницей.

— Если развод уже начался, то она может считаться его супругой?

Анника подняла с пола сумку и положила в нее свою карту.

— Он все еще работает в министерстве юстиции?

— Насколько я знаю, да.

— Что он там делает? Занимается вопросом об отмене пожизненного заключения?

— Можно я возьму на сегодня редакционную машину? Я вернусь к вечеру.

— Что ты задумала?

— Мне надо встретиться с источником.

Андерс Шюман вздохнул.

— Ладно, — сказал он и потянулся за бланком требования. — Но я не хочу, чтобы ты наделала глупостей.

Она вышла из кабинета, не оглянувшись.

Ей достался бесхозный старый «вольво» — темно-синий и страшно грязный. Анника выехала из гаража и свернула на шоссе, ведущее в Эссинге.

До Эребро можно было добраться по двум дорогам. Одна проходила по южному, а другая — по северному берегу Меларена. Анника, не раздумывая, повернула на юг, к Сёдертелье, а потом в направлении Стренгнеса и Эскильстуны. Этот путь она выбрала машинально, так как привыкла к нему.

«Вот такие мы все. Мы прикипаем к тому, что знаем, даже если в этом нет ничего хорошего, и пренебрегаем чем-то лучшим, если оно для нас ново».

Движения почти не было, дорога — почти сухая. Анника непроизвольно ехала быстрее, чем ей хотелось. Доехав до Сёдертелье и свернув на Е-20, она поняла, что едет со скоростью 135 километров в час. Еще немного, и она лишится прав, если ее поймают. Анна когда-то учила ее, что ехать можно с «налогом на добавленную стоимость». На дорогах с ограничением в 30 и 50 километров в час можно превышать скорость на 20 километров в час, а при ограничении 70, 90 и 110 НДС возрастает до 30. Конечно, такая езда — это нарушение, но рискуешь только штрафом.

«Смотри на это как на плату за въезд на перегруженную территорию», — сказала тогда Анна.

Она рассмеялась, вспомнив тот разговор. Она скучала по Анне. Анника обогнала эстонскую фуру и стрелой полетела по дороге. Она не замечала мелькавший за окном пейзаж. Но она видела его всю жизнь, она выросла на этих просторах. Плоские бурые поля вокруг Марифреда и Окерса, тускло поблескивающая вода Шёрфьердена справа возле Херада, а потом, на подъезде к Эскильстуне, — сплошные леса.

Она посмотрела на часы на приборной панели. Одна минута десятого.

Эллен уже в детском саду, у Калле началась первая перемена в школе.

Она включила радио, чтобы послушать новости. На дикторе, видимо, был надет корсет из танковой брони. От главной темы ее бросило в жар.

«Парламентское обсуждение сроков тюремного заключения и отмены пожизненного срока закрыто, так как изданные директивы невыполнимы, объявило сегодня в своем пресс-релизе министерство юстиции. Это означает, что в обозримом будущем пожизненное заключение останется частью шведской пенитенциарной системы. Это решение вызвало волну критики со стороны оппозиции…»

Ничего не было сказано о «Квельспрессен», как и о том, что будет с людьми, работавшими над проектом.

Она выключила радио, и наступившая тишина буквально оглушила ее. Шуршание шин по асфальту эхом отдавалось в кабине, складываясь в слова, произнесенные диктором. Это было невыносимо. Анника снова включила приемник и сместилась к концу ФМ-диапазона. В Эскильстуне лучше всего принимался сигнал на частоте 107,3. На Аннику обрушилась бесконечная череда рекламы, которая закончилась бодрым объявлением о том, что сегодня станция будет передавать не только современные хиты, но и хиты прошлых лет. Анника прибавила громкости, чтобы избавиться от всех голосов и мыслей — об Андерсе Шюмане и Анне Снапхане, о дикторе радио и Нине Хофман и уж конечно о Соф Е. С. Гренборг…

Свернув на Кунгсэр, она обнаружила бензоколонку и решила, что неплохо было бы заправиться. Она посмотрела на датчик и заехала на заправку на Кунгсгатан. Анника залила в бак дизельное топливо и расплатилась.

Потом она зашла в туалет и обнаружила, что в нем нет туалетной бумаги. Застонав от досады, раскрыла сумку и принялась шарить в ней в поисках бумажных носовых платков. Под руку ей попалось что-то шелковистое и мягкое.

«Кружевной лифчик Софии Гренборг с каркасом».

Она положила лифчик в раковину, сполоснула и вымыла руки, потом села на унитаз и взяла в руки шелковую тряпочку. Этикетка была на месте. Лифчик был куплен в Париже, за 169 евро.

Она вспомнила фотографию Томаса и Софии в Париже, на фоне Эйфелевой башни, фотографию с детьми на острове Ёлльнё.

В груди защемило от вскипевшего гнева.

Она наклонилась, вытащила из сумки перочинный нож с надписью «„Квельспрессен“ — остро и точно в цель». И принялась резать на куски шикарный лифчик Софии Гренборг, сначала аккуратно, на полоски, а потом грубо и беспорядочно. Нож соскользнул с металлического каркаса, и Анника едва не отхватила пораненный палец. Она резала и рвала ненавистную вещицу до тех пор, пока не выбилась из сил, а от лифчика не осталось ничего, кроме рваных кружев и мелких кусочков шелка. Аннике хотелось плакать, но она стиснула зубы, достала из сумки бумажную салфетку, намочила ее под краном, завернула в нее остатки лифчика и спустила в унитаз.

«Все, счастливого плавания. Я от тебя избавилась».

Анника постаралась внушить себе чувство удовлетворения, бросила нож в сумку и вернулась в машину. Из Кунгсэра поехала в Арбогу. Она была вынуждена приглушить радио и сбросить скорость, так как пришлось долго тащиться за эвакуационным тягачом, ехавшим со скоростью 60 километров в час. Аннике казалось, что она вот-вот сойдет с ума.

Наконец, ей удалось обогнать тягач и свернуть на Е-18 в направлении Эребро.

«Что я буду делать, если она там? Что я буду делать, если она там с Александром?»

Анника решила, что не будет делать ничего. Она просто посмотрит, что там делается, а потом, если надо, позвонит в полицию.

Остановившись на этом решении, она миновала Эребро и вскоре доехала до поворота на Гарпхюттан. Дорога стала узкой и извилистой, в некоторых местах — скользкой от наледи. Термометр показывал около нуля, и Анника сбросила скорость.

Доехав до Гарпхюттана, она свернула к кооперативному супермаркету, проехала по дороге мимо отдельно стоящих по правой стороне домов. Слева стеной тянулся лес. Потом она проехала мимо стадиона с беговой дорожкой и снова увидела впереди сельский пейзаж.